дневники гиля что это
Степан Казимирович Гиль — персональный водитель Ленина. Петроградский период 1917/1918 годов.
Сто лет назад произошло знаковое событие для России, навсегда изменившее также и мировую историю — Великая октябрьская революция, или Октябрьский переворот, каждый может выбирать определение этого действия в соответствии с собственным политическим предпочтениям.
Я же хочу рассказать историю жизни одного человека, связанного с событиями того времени, а также с дальнейшей судьбой всей России, через призму нашего сайта — сообщество автомобилей и их водителей.
Рассказ будет состоять из нескольких частей, с расширенными дополнениями к основной теме.
Итак, Степан Казимирович Гиль — персональный водитель Ленина.
Не единственный, но самый известный. Краткая, как в партийной характеристике, биография звучит так:
Родился в 1888 году, по национальности поляк. До революции служил в Императорском гараже шоффёром. С 1917 — персональный водитель Ленина. В 1920 — начальник Гаража особого назначения. Был свидетелем 2 покушений на Ленина в 1918 году. После смерти Ленина продолжал службу в Гараже особого назначения, был водителем семьи Ульяновых, затем членов правительства А. И. Микояна и А. Я. Вышинского и их семей. Автор воспоминаний «Шесть лет с Лениным» (1928). Член КПСС с 1930 года. В 1950-м году Степан Казимирович вышел на пенсию и проживал в Москве на Измайловском бульваре. Умер в 1966 г. в Москве и похоронен на Новодевичьем кладбище.
Но начнём по порядку.
Родился Степан Казимирович в Петербурге, в семье работника железной дороги. Проучился в школе всего 2 класса, так как в связи с переездом семьи за город занятия пришлось прекратить. Как все подростки того времени, рано, с 12 лет, начал работать, поступив учеником в механические мастерские при железной дороге, где работал его отец. Через 4 года, окончив обучение, пошёл на курсы автовождения, и с 1906 года, получив права, стал профессиональным шоффёром. Немного позже начал работать в Императорском гараже, откуда был откомандирован на фронт, но затем возвращён обратно.
Историческая справка №1. Императорский гараж.
В 1903 году князь Владимир Орлов, один из первых автовладельцев в России, предложил Николаю II прокатиться на своем бензиновом автомобиле. Прогулка на «моторе» привела в восторг императора, не чуждого влиянию прогресса, и через год был создан Императорский гараж. В 1913 году его парк насчитывал около шестидесяти лимузинов, прогулочных и спортивных машин, которые находились в Петербурге, Петергофе и Царском Селе. Среди них были отечественные Руссо-Балт 12–20 и Руссо-Балт 24–40, мощные «Роллс-Ройсы», популярные уже тогда «Мерседесы» и особенно любимые императором французские «Делоне-Бельвили». Многие автомобили выполнялись по специальным заказам, другие приобретались на престижных автомобильных выставках. Для управления подвижным составом Императорского гаража была создана техническая мастерская и организована специальная школа шофферов.
После Февральской революции автомобили царского автопарка (Гараж Его Императорского Величества Государя Императора) попали в руки нового правительства (Авто-Конюшенная База Временного Правительства).
Сам шикарный лимузин ныне забытого производителя заслуживает отдельной истории.
Сама фирма просуществовала с 1899 по 1929 год, создавая спортивные, коммерческие и шикарные автомобили по частным заказам, нащупывая вместе с прогрессом пути развития автомобилей класса «люкс» и
уходя иногда и в тупиковые ветви развития, вроде подобной «сороконожки»: 6-ти колёсный автомобиль для комфортабельных поездок богатых заказчиков. Цепная передача на средние колёса, передние и задние — управляемые.
В эти дни небольшая площадь у Смольного представляла собой пеструю, оживленную картину. Было видно множество автомобилей и грузовиков, между ними стояло несколько орудий и пулеметов. Кругом сновали вооруженные рабочие и солдаты: были молодые, почти подростки, были и пожилые, бородачи. Все были возбуждены, суетились, куда-то торопились… Шум стоял невероятный.
Ровно в 10 часов утра 9 ноября (по новому стилю) лимузин «Тюрка-Мери» стоял у главного подъезда Смольного. Для Степана Казимировича началась ответственная работа в качестве личного водителя главы новообразованного государства. Практически каждый день Ленин выезжал на митинги и встречи с рабочими, а также много времени проводил и в кабинета, работая с бумагами. Но через несколько недель случилось чрезвычайное происшествие, доставившее массу проблем такому ответственному шоффёру, как Степан Казимирович, послушаем его рассказ:
«Однажды в полдень, возвращаясь с какой-то поездки, я подвез Владимира Ильича к зданию Смольного. Владимир Ильич отправился к себе; я же пошел в свою комнату завтракать. За машину я был вполне спокоен: я оставил ее по обыкновению у главного подъезда Смольного, во дворе, охраняемом круглые сутки красногвардейцами и вооруженными рабочими. Выехать со двора можно было, только имея специальный пропуск. Автомобиль Ленина знали все красногвардейцы.
Прошло менее получаса, я еще не допил свой чай, как в комнату вбежал кто-то из товарищей и крикнул
— Бегите вниз! Угнали машину Ленина!
Я опешил… Угнать машину со двора Смольного. И среди белого дня, на глазах у охраны. Нет, это какая-то ошибка!
— Уверяю вас, товарищ Гиль, машины нет… Я помчался вниз, к тому месту, где полчаса назад оставил автомобиль. Увы, это оказалось правдой. Машина действительно исчезла. Меня охватило возмущение и отчаяние. Это был беспримерный по своей наглости воровской поступок.
Я бросился к красногвардейцам и узнал, что минут пятнадцать назад машина Ленина беспрепятственно выехала со двора: сидевший за рулем предъявил, как потом выяснилось, подложный пропуск и умчал машину в неизвестном направлении. «Как воспримет эту новость Владимир Ильич? — подумалось мне. — Ведь скоро снова ехать надо! Что будет?». Я отправился к управляющему делами Совнаркома. Узнав о случившемся, он схватился за голову.
— Угнали! Что я скажу Владимиру Ильичу? И прибавил категорически:
— Докладывать не буду. Идите сами. Сознаюсь, меня не восхищала такая перспектива.
Но Бонч-Бруевич открыл дверь кабинета, и я очутился перед Лениным. Мой вид, очевидно, не предвещал ничего радостного.
— Это вы, товарищ Гиль? Что случилось?
Я стал рассказывать. Владимир Ильич терпеливо выслушал меня, не перебивая, без тени раздражения. Затем сощурил глаза, поморщился и начал прохаживаться но комнате. Он был явно огорчен.
— Безобразнейший факт, — сказал он наконец. — Вот что, товарищ Гиль: машину надо найти. Ищите ее, где хотите. Пока не найдете, со мной будет ездить другой.
Это было суровое наказание. Меня мучило сознание, что я не оправдал доверия Владимира Ильича. Кроме того, я испытывал чувство, очень похожее на ревность: ведь автомобиль может исчезнуть навсегда и место личного шофера Ленина тогда займет другой… Но больше всего угнетала мысль, что из-за моей оплошности Владимир Ильич остался без машины, к которой привык. Было мало надежды отыскать машину в огромном Петрограде. Охрана города была не налажена, врагов и просто жуликов было множество. В те дни практиковался простой способ угона машин: украденный автомобиль переправлялся в Финляндию, а там без труда продавался. Я забил тревогу. Надо было первым делом устранить возможность переправы автомобиля в Финляндию. На мостах и проездах была поставлена охрана. Начались энергичные поиски, не давшие, однако, в первые дни никаких результатов. Машину Ленина не удавалось найти. С рассвета до ночи я был на ногах, обошел и объездил многие районы Петрограда. Несмотря на трудности поисков, я не терял надежды снова увидеть своя лимузин «Тюрка-Мери».
В моих розысках мне помогали чекисты, красногвардейцы и знакомые шоферы. Долгое время наши действия были похожи на поиски иголки в стоге сена. Наконец удалось напасть на след, и наши розыски увенчались успехом. Автомобиль был обнаружен на окраине города, в сарае одной из пожарных команд. Машина была хорошо запрятана и завалена pyxлядью. В тот же день были найдены и арестованы организаторы этого наглого воровства. Они оказались работниками той же пожарной команды. Их план был задуман довольно хитро: выждать, пока прекратятся поиски, затем перекрасить автомобиль и угнать в Финляндию.
Машина оказалась почти без повреждений. Я сел в нее и во весь дух понесся к Смольному. Счастливый, вбежал я к Бонч-Бруевичу:
— Владимир Дмитриевич, полная победа! Машина найдена и стоит внизу1
Бонч-Бруевич обрадовался не меньше, чем я.
— Пойдемте вместе докладывать Владимиру Ильичу, — сказал он.
Увидя нас, Владимир Ильич сразу понял, с чем мы явились.
— Ну, поздравляю вас, товарищ Гиль, — сказал Ильич, как только мы вошли в кабинет. — Нашли, ну и прекрасно! Будем снова ездить вместе.
Я вернулся к своим обязанностям.»
За время отсутствия Гиля с автомобилем на своём боевом посту №1 его заменял другой шоффёр Совнаркомовского гаража, Тарас Митрофанович Гороховик, на 7-местном лимузине «Delaunay-Belleville 45», временно уступленном наркомом Николаем Подвойским. И за этот промежуток времени на Ленина было совершено первое покушение, в котором, правда, никто не пострадал.
Шоффёр Ленина, Тарас Митрофанович Гороховик вспоминает: «Поехали в Смольный, выехали на мост через Фонтанку. Вдруг «трах-тах-тах». Смотровое стекло передо мной зазвенело, брызнув осколками в лицо. «Это во Владимира Ильича…» – мелькнула у меня мысль. Нажимаю регулятор на все газы. Сворачиваю за угол. Все живы. Опасность миновала. На сердце стало легче. Помчал своих пассажиров дальше, к Смольному. При осмотре автомобиля у Смольного оказалось, что кузов пробит в нескольких местах. Одна пуля засела в кронштейне кареты. Никто не пострадал, только незнакомому мне пассажиру пуля легко царапнула руку. Владимир Ильич и его спутники поблагодарили меня и ушли в Смольный».
Размышления и действия авантюриста
Материал понравился:
— Здравствуйте, вам говорит что-то фамилия Гиль?
— Что вы хотите? — ответил строгий женский голос.
Понимая, что от сформулированного мной ответа будет зависеть весь последующий разговор, я постарался быть как можно более кратким. Слегка наклонившись к домофону, я начал говорить, стараясь быть как можно более вежливым.
— Я живу недалеко от вас, и уже два раза заходил к вам, но пожилая женщина оба раза мне отвечала — приходите в другое время. Всё дело в том, что я прочитал в книге, что в этой квартире по Измайловскому бульвару в 1960 году жил водитель Ленина Гиль.
— Ну и что? Что конкретно вам нужно?
— Я просто хотел узнать, как сложилась судьба Степана Казимировича? Остались ли у него потомки? Где их можно найти?
— Молодой человек, кто вы такой? Вы что просто так проходя мимо каждый раз считаете своим долгом звонить в нашу квартиру?
— Извините за нахальство, я журналист, меня смущают некие несостыковки в деле покушения на Ленина. Вот, хотел узнать, как и где мне найти потомков Степана Казимировича? Скажите, а как давно вы живёте в этой квартире? – выпалив эти фразы, я уже понял, что успехом мой напор не увенчается. Вдобавок к этому я зачем-то соврал, что я журналист. Сколько раз убеждался – враньё не доводит до добра, и вот опять…
В этот день мне вновь довелось побывать в музее, 
— Мы живём в этой квартире всё свою жизнь, но извините, интервью мы больше не даём. Мы не хотим, чтобы журналисты опять поганили память нашего дедушки.
— Понятно! А хотите, я вам книгу подарю, где Гиль в протоколе указывает свой адрес?
— Аргументы и факты совсем недавно вновь публиковали все материалы, связанные с покушением на Ленина. Ничего нового мы вам не скажем, и книжек всех этих у нас полным-полно. С журналистами мы больше не общаемся. Всего вам доброго.
— Спасибо, — только и успел ответить я, как на другом конце связь уже оборвалась, и в домофоне запикали злобные гудки.
Вот так! Столько раз я проходил мимо этого дома, даже не предполагая, что здесь жил личный водитель Ленина. Впрочем, Москва хоть и большая, однако она так и остаётся маленькой деревней.
Ещё вдумайтесь, дабы не создавать прецедентов борьбы за власть, с 1918 по 1922 Ленин так и ходил с пулей. Ещё напомню, С.К.Гиль был личный водитель Ленина, он прикрыл Ильича своим телом при попытке повторного покушения.
Но что меня смущает и смущало во всей этой истории, так это то, что раненого Ильича везут не в больницу, а на квартиру в Кремль? Где, кто и когда при ранении везёт больного домой? По некоторым данным в обстановке абсолютной секретности Гиль отвёз Ленина, минуя Боткинскую больницу, прямо в Химки. Здесь же в 1922 г. Ленин находился на повторном лечении, и немецкий врач вынимал из его тела пули.
Но почему, где и как закралась неточность? Всё дело в том, что Ленин в советское время был божеством. Все воспоминания о Ленине чётко отслеживались властями, все они приводились к единому историческому знаменателю, где лишнее удалялось – это примерно как из Библии вычищались апокрифы. Также возможно, что 30 августа 1918 Ильча доставили действительно в Кремль. Историческую правду установить теперь тяжело.
С.К.Гиль тоже написал о Ленине книгу, но говорить о личных его воспоминаниях, конечно же не приходится. Я эту книгу читал, ничего нового там нет. И вообще, такое впечатление, что все воспоминания о вожде писал какой-то один автор или авторы.
Зато в наше время в прессе можно встретить самые экзотические версии – дескать, Каплан не расстреляли, и кто-то её видел в тюрьме на прогулке в 1937 году. Бред полный, но этот информационный вброс озвучен и документально запротоколирован.
Впрочем, у меня нет цели — обсуждать версию или версии покушения. Я здесь просто хотел поделиться с читателями своими воспоминаниями, как нас детей подводили к помеченному красными крестиками ленинскому пальто, и как у меня тогда от трепета сжималось сердце.
Прошли годы, и вот теперь внучка С.К.Гиля прячется от журналистов, дабы они не «поганили» память дедушки.
Историческая справка из Википедии.
Степан Казимирович Гиль (1888—1966) — личный шофёр Ленина, первый начальник Гаража особого назначения (1920)
Поляк. До революции служил в Императорском гараже шофёром. С 1917 — персональный водитель Ленина. В 1920 — начальник Гаража особого назначения. Был свидетелем покушения на Ленина в 1918. После смерти Ленина продолжал службу в Гараже особого назначения, был водителем А. И. Микояна и А. Я. Вышинского. Автор воспоминаний «Шесть лет с Лениным» (1928). Член КПСС с 1930.
Тайна шофёра Ленина
Тайна шофёра Ленина: почему он 20 лет скрывался в Польше?
Степан Гиль — личный шофёр Ленина, доставшийся ему «в наследство» от
императрицы Александры Фёдоровны. Во время знаменитого покушения Каплан
он был рядом и внёс раненого вождя в машину, чтобы отвезти к врачу. Был
он и на похоронах Ленина. А вскоре исчез…
В официальной биографии Гиля существует пробел длиной почти в
четверть века. У ветерана КГБ, полковника в отставке Николая Кукина есть
своя версия, почему такое стало возможным. День, когда судьба свела его
с личным шофёром Ленина, он помнит до мельчайших подробностей. Вместе с
корреспондентом «АиФ» он ещё раз посетил хутор, где скрывался Гиль.
[more]
Домик с мельницей
Хутор находится в окрестностях белорусского города Гродно. Впервые
Николай Николаевич попал в эти места в 1946 году, будучи молодым
лейтенантом.
— Я прибыл сюда бороться с остатками агентуры Абвера, которая засела в
Западной Белоруссии, — вспоминает Кукин.- Но однажды меня привлекли к
операции по раскулачиванию владельцев богатых хуторов. В марте 1950 году
я получил наряд на выселение семьи Степана Казимировича Гиля. Поехал по
указанному адресу вместе с тремя красноармейцами. Вижу богатый дом,
мельницу. Меня встречают хозяин, его жена и пожилые родители.
Хозяин был ростом выше среднего, лицо худощавое — казалось, хотел мне
что-то сказать, но сдерживался. И лишь когда жена и родители
погрузились в машину (семью должны были доставить на вокзал и
спецэшелоном отправить в Сибирь), вдруг попросил разрешения вернуться в
избу, чтобы взять «папирки под беличкой». Я пошёл с ним. Он встал на
табуретку и полез в щель между балкой и потолком. Достал рулон
пожелтевшей бумаги, подал мне. Я посмотрел — меня как обухом по голове.
Там было удостоверение, где говорилось, что Степан Гиль является
личным шофёром председателя СНК (Совета народных комиссаров) — то есть
Ленина! Документ подписан управделами СНК Бонч-Бруевичем. Была ещё
благодарность и фотография, где молодой Гиль стоит на фоне машины.
Автомобиль Ленина я узнал — видел его на других фотографиях. Да и Гиль,
хоть прошло почти 30 лет, мало изменился.
Я был на 99% уверен, что передо мной шофёр Ленина. Правда, в ордере
на выселение он был назван Станиславом Казимировичем Гилем, а в
удостоверении — Степаном Казимировичем Гилем. Спрашиваю: «Как же так?»
Гиль пояснил: «Я поляк, это мои родные места. Вернувшись сюда,
зарегистрировался под тем именем, которое записано в документах в
костёле. А в Петрограде и Москве для простоты называл себя Степаном».
У меня отпали последние сомнения. «Подожди, — говорю, — доложу о тебе
начальству». Поехал в обком партии. Моим начальником был полковник
Алексей Фролов, ему и отдал документы Гиля. Фролов пошёл к 1-му
секретарю Гродненского обкома партии Сергею Притыцкому. Начальство
совещалось за закрытыми дверями около получаса. А потом мне дали отбой
на выселение Гиля.
Я вернулся на хутор и сообщил радостную весть. Гиль пригласил меня в
избу, видимо, ему надо было выговориться. «Последние 20 лет живу, как
мышь под метлой, всех боюсь, — рассказывал он. — После смерти Ленина я
самовольно покинул Москву, потянуло на родину, в Гродно. Здесь у меня
благодаря родственникам хутор, мельница, дом хороший. Правда,
приходилось скрывать своё прошлое.
Ведь до 1939 года Гродно был в составе Польши, тут царили буржуазные
порядки. Боялся польской политической полиции. Потом, когда в 1941 году
Гродно заняли немцы, опасался, узнают, что я работал шофёром Ленина. А
когда в 1944 году пришла Красная армия, боялся уже Советов — мне могли
припомнить самовольный побег из Москвы». Он немного помолчал и указал на
свою куртку: «Это ведь та самая кожанка, в которую я был одет в августе
1918-го. В тот день, когда на заводе Михельсона Каплан выстрелила в
Ленина. Я тогда на руках занёс его в машину. Хотел везти в больницу. Но
Ленин распорядился ехать в Кремль».
От императора — к большевикам
Это была наша вторая и последняя встреча. Начальство меня
предупредило: об этом эпизоде помалкивай. Но я надеялся, что как-нибудь
всё-таки встречусь с Гилем и узнаю новые подробности. В ордере на его
выселение значилось, что он не только владеет хутором, сельхозмашинами,
но и обыкновенным автомобилем, на котором совершает коммерческие рейсы
между Гродно и местечком Озёры.
Так я понял, что Гиль бывал в городе, и через пару дней увидел его на
площади. Кинулся догонять, но потерял в толпе. Через несколько дней
отправился к нему на хутор — любопытство разбирало. Но дом оказался
пустым. Соседи сказали, что семья уехала, не оставив нового адреса. Так
потерялся след Гиля.
Я продолжал анализировать ситуацию. Отыскал пятитомник воспоминаний о
Ленине, вышедший в 1934 году, но не нашёл там воспоминаний Гиля,
который на протяжении 6 лет каждый день общался с вождём. Зато там были
воспоминания людей, которые виделись с Лениным всего один-два раза. О
чём это говорит? О том, что, вероятно, в 1934 году Гиль был за пределами
страны, то есть в Польше.
Однако в 1956 году, спустя пять лет после моей встречи с Гилем, в
Москве вышли его воспоминания «Шесть лет с Лениным». Не могу утверждать,
но предполагаю: доклад о том, что шофёр Ленина скрывался в Гродно,
дошёл до Сталина. Вероятно, отъезд Гиля с хутора связан с действиями
чекистов. Его могли выкрасть и вывезти в Москву. Посчитали, такой
человек должен быть под присмотром. Конечно, можно удивляться, что Гиль
не был посажен в тюрьму, что он вообще выжил.
Но, с другой стороны, его судьба изначально складывалась удивительным
образом. Ведь до революции Гиль служил в императорском гараже и даже
возил императрицу Александру Фёдоровну. После Октябрьского переворота
гараж был национализирован, а Гиль как опытный водитель вместе с машиной
«по наследству» перешёл к Ленину.
Раз уж судьба его совершала такие кульбиты, то можно предположить,
что его вернули в Москву, дали квартиру, напечатали его воспоминания о
Ленине. Когда я обратился в Музей в Горках, мне ответили, что судьба
Гиля после смерти вождя им неизвестна. В костёле, где должны были
храниться документы о семье Гилей, как оказалось, был сильный пожар, и
архив сгорел. А бумаги Гиля, которые я передал начальству, никто не
вернул».
Вместе с Николаем Николаевичем я отправилась на поиски хутора Гиля.
Пешком исходили несколько деревень в окрестностях Гродно. Когда подошли к
речушке Лососня, он показал: «Вот здесь была мельница Гиля. Хутор,
правда, давно разрушился». В ближайшей деревне мы отыскали самый
старенький на вид дом.
Постучались. Открыла пожилая польская пани. Николай Николаевич с
порога поинтересовался: «Вы слышали когда-нибудь о хуторе Гиля?» — «Я
родом из другой деревни. Всех знал мой муж, он местный, но он умер
десять лет назад. Хотя я слышала, что какие-то Гили здесь жили и,
правда, была у них мельница». Вскоре мы убедились, что все прежние
соседи Гиля отошли в мир иной.
По официальной версии, Гиль умер в Москве в 1966 году и похоронен на
Новодевичьем кладбище. На могильной плите значится, что он является
членом партии с 1930 года. Однако если в 1930 году Гиль находился в
Польше, то вступить в партию в это время он не мог. Да и возможно ли,
что он не был партийным, бок о бок работая с Лениным в период с 1918 по
1924 год? В биографии этого человека по-прежнему больше вопросов, чем
ответов.
Автор: Мария Позднякова, Аргументы и Факты
masterok
Мастерок.жж.рф
Хочу все знать
Владимир Гиль, командир Первой Националистической бригады, — предатель или патриот? В его судьбе до сих пор много невыясненных вопросов.
За первые месяцы Великой Отечественной войны немцы захватили в плен более трёх миллионов русских военнопленных. Лагерь в Сувалках на территории оккупированной Польши представлял собой огромное поле, обнесённое колючей проволокой, где без крыши над головой теснились тысячи пленных. Евреев и советских комиссаров ждала немедленная расправа. В то же время Абвер пытался вербовать советских граждан в ряды немецких вооружённых сил. В Сувалках этим занимался штандартенфюрер Гофман, один из руководителей германской разведывательно-диверсионной организации «Цеппелин», созданной для работы в советском тылу.
Он сразу обратил внимание на Владимира Гиля, взятого в плен в июле 1941 года под Толочином в Витебской области. Немецкая разведка быстро узнала о его происхождении.
Владимир Гиль попал в плен в самом начале войны, на родине осталась его семья — жена и двое детей, сын Вадим и дочь Галина. Потомок знатного рода, Гиль в совершенстве владел немецким, французским и польским языками. Он согласился работать на немцев, и уже в декабре 1941 года Гиля назначили на должность коменданта в лагере Сувалки.
Известно, что среди самых первых соратников Гиля по БСРН были полковник Егоров, майор Калугин, капитаны Ивин и Блажевич. Довоенные биографии этих людей, казалось бы, не предполагали того, что они окажутся в стане врага: едва ли кто-то из них мог быть «обижен» на советскую власть. Вместе с тем нет серьезных оснований полагать, что сам Гиль или кто-то из его приближенных «с самого начала» были советскими провокаторами, как после войны утверждали некоторые бывшие власовцы.
Владимиру Гилю поручили отобрать русских военнопленных для создания националистического отряда. В марте 1942 года эту группу отправили сначала в спецлагерь под Бреслау, а позже — в поездку по Германии с посещением Берлина. На концерте, посвящённом дню рождения Гитлера, Вальтер Шелленберг лично рекомендовал Гиля фюреру, сообщив, что тот может быть полезен Германии. После этого Гитлер поручил Гилю особое задание — организовать из русских военнопленных «Боевой союз русских националистов» для борьбы с большевизмом.
Руководство союзом также доверили Гилю, он написал и идейную программу, в которой говорилось о роспуске колхозов и возвращении земель крестьянам. Таким образом Гиль рассчитывал привлечь военнопленных, недовольных политикой Сталина. Тогда же он поменял фамилию и взял псевдоним Родионов — по имени своего тестя. В «Боевой союз» сразу записались 25 бывших советских командиров. При вступлении в союз новые члены давали клятву беспрекословно выполнять все поручения руководителя союза. Первоначально «Боевой союз» задумывался как политическая организация, но позже был переименован в боевую «Дружину по борьбе с Красной Армией».
К маю 1942 года был сформирован первый отряд из сотни человек. В Советской армии они носили звания от младшего лейтенанта до подполковника, здесь стали рядовыми. Им выдали новое чешское обмундирование с отличительными знаками СС, но погоны были собственного образца, а на рукаве — свастика и черная лента с надписью «За Русь». К июню численность достигла пятисот человек, и отряд стал называться «Первый русский национальный отряд СС» или «Дружина № 1». Первая рота состояла полностью из бывших офицеров Красной Армии, а другие две были укомплектованы немецкими офицерами и русскими националистами из числа эмигрантов.
Спустя три недели подготовительных занятий батальону было поручено первое боевое задание — охота на польских партизан в Томашевском, Замостском и Рава-Русском уездах. Осенью 1942 года национальную бригаду перебросили в район Быхова, где они сначала охраняли железную дорогу, а потом участвовали в операциях против партизан в районе Бегомля. За выполнением приказов следила специальная служба СС при дружине. С самого начала Гиль-Родионов установил правило: не допускать своеволия по отношению к мирному населению. Бойцы в расправах с населением не участвовали и старались не вступать в стычки с партизанами.
Одновременно с организацией группы Родионова (первой «Дружины») была организована вторая «Дружина», во главе которой стал майор Блажевич, латыш по происхождению и, как ходили слухи, в прошлом офицер войск НКВД, старый большевик и член партии. В группу эту вошли майор Алелеков (Алелеков Борис Георгиевич 11.06.1905г.р., военврач 27 СД, плен 28.06.1941г. офлаг 68 КП лицевая), кап. Малиновский, ст. лейт. Палферов и др. «Вторая Дружина» была направлена в район гор. Люблина для охраны военных складов и лагерей.
В марте 1943 года обе «Дружины» разрослись численностью около полка каждая (за счет добровольцев из лагерей военнопленных, из населения и скитавшихся в лесах остатков разбитой советской армии) и были переброшены в район гор. Глубокого, в Белоруссии. Штаб расположился в б. польских казармах пограничных войск, в местечке Лужки. Здесь произошло объединение обеих «Дружин», было принято новое название: СС-бригада «Дружина», численностью 3000–4000 человек, и во главе бригады стал полк. Родионов-Гиль. При нем был организован штаб бригады во главе с подполк. Орловым и непосредственно подчиненный самому Родионову отдел «С.И» (Служба Предупреждения), имевший политическо-разведывательный характер. Эту «службу» возглавлял майор Блажевич, совместно с ген.-м. Богдановым, майором Алелековым, кап. Малиновским, ст. лейт. Палферовым и др.
Сама бригада состояла из четырех батальонов (полки были введены позже), пулеметной роты, артиллерийской роты, роты связи, транспортной роты, роты боевого питания, хозяйственной роты и учебной роты (школа прапорщиков и школа младших командиров), организован майором Блажевичем взвод полевой полиции.
В апреле 1943 года к Гиль-Родионову прибыла «делегация» от генерала Власова и агитировала его бойцов присоединиться к Русской освободительной армии (РОА), но никто не согласился. Летом отряд перевели в Докшицы, где действовала партизанская бригада «Железняк». Её командование сразу обратило внимание на русский национальный отряд и развернуло среди его бойцов усиленную агитацию. Между Гиль-Родионовым и командиром «Железняка» Титковым завязалась переписка, в которой партизаны призывали перейти на свою сторону. В начале августа состоялась встреча комбригов, где они обсудили детали перехода.
Есть и другая версия этих событий: «Летом 1943г. Гилю стало известно, что немцы, недовольные действиями бригады, решили арестовать его, а командование передать (по одной из распространенных версий) Богданову. Теперь у него не было другого выбора: либо в лес, либо обратно в лагерь. Гиль, вступив в личную переписку с представителями партизанской бригады «Железняк», выдвинул условие, что организует переход своих подчиненных на сторону партизан, если ему будет возвращено советское воинское звание и он останется в должности командира бригады. Получив положительный ответ, он согласился организовать переход бригады, выдачу генерала Богданова и гауптштурмфюрера СС князя Святополк-Мирского. 13 августа «Дружина» была поднята по тревоге. Были уничтожены все немцы, все командиры полков, почти все командиры батальонов, все сотрудники «Службы предупреждения», за исключением Богданова и нескольких офицеров-эмигрантов, которые были арестованы, переданы партизанам и доставлены самолетом в Москву (Богданов был расстрелян 24 апреля 1950 года по приговору военной коллегии Верховного Суда СССР). «
16 августа 1943 года Гиль-Родионов зачитал перед своим батальоном приказ: «Приказываю с сего числа бригаду именовать «1-я Антифашистская партизанская бригада». Вменяю каждому бойцу беспощадно истреблять фрицев до последнего их изгнания с русской земли». 16 и 17 августа в бригаде были уничтожены все немецкие офицеры. Около 40 человек ярых антисоветчиков во главе с начальником разведки генералом Богдановым были арестованы и переданы партизанам. Через несколько дней их переправили в Москву в главное управление контрразведки «Смерш», где всех допросили с пристрастием. Самого Гиль-Родионова также допрашивали в течение трёх дней.
Пока шел процесс организации 1-й Антифашистской бригады, ее командирский и рядовой состав проверяли сотрудники НКГБ. Для этой цели была направлена оперативная группа «Август». Местом дислокации чекисты выбрали деревню Красная Горка Ушачского района Витебской области. В ходе оперативной работы в бригаде Родионова было разоблачено 23 немецких агента, засланных «Цеппелином», зондерштабом «Р» и другими германскими спецслужбами. В числе разоблаченных агентов оказался помощник резидента зондерштаба «Р» в городе Опочка (Ленинградская область), эмигрант, капитан Русской армии Леваковский и члены НТС, сотрудничавшие с СД, — Скрижалин, Мороз, Былинский и др.
20 августа 1943 года на Бегомльской аэродром прибыл самолёт с комиссией из Москвы, чтобы уточнить обстоятельства перехода целой бригады на сторону Красной Армии. 17 сентября Владимир Гиль-Родионов был награждён орденом Красной Звезды «за организацию возвращения в ряды защитников Родины советских военнопленных и проявленную доблесть и мужество в борьбе против немецко-фашистских захватчиков», а также получил воинское звание полковника. Последующие месяцы он вместе с бригадой участвовал в самых смелых военных операциях.
Многие командиры и бойцы бригады были награждены медалью «Партизану Отечественной войны».
Весной 1944 года в районе между Полоцком и Лепелем немцы начали крупнейшее за всю войну наступление против партизан. В операции «Весенний праздник» участвовали 60 тысяч немецких солдат, бронетехника и авиация. Силы были слишком неравными и партизаны быстро оказались в окружении. 5 мая комбриг Гиль-Родионов повёл бойцов на прорыв. Ему удалось пробиться сквозь немецкое окружение, потеряв при этом больше половины своей бригады. Сам Гиль-Родионов был смертельно ранен и скончался 14 мая 1944 года на хуторе недалеко от места сражения. 1-я Антифашистская бригада фактически прекратила существование. Из оставшихся в живых 400 человек позднее сформировали 4 отряда, которые продолжили воевать.
Осенью 1990 года с помощью поисковика-исследователя, ветерана 1-й Антифашистской бригады Григория Семеновича Маркова удалось найти место захоронения комбрига и увековечить на плитах мемориального комплекса «Прорыв» имена более 200 родионовцев. Все началось с Национального архива Республики Беларусь, где Марков нашел журнал боевых действий бригады, который тщательно вел начальник штаба бригады Борис Михайлович Пономаренко. Именно на страницах этого журнала была обнаружена запись о том, что комбриг был похоронен в районе хутора Накол в квадрате 02 – 70Б. Разыскав карту с точной координатной сеткой, удалось установить, что это место находится в районе д.Чистое Глубокского района. Опрос жителей деревни помог найти лесника Жолнеровича Ивана Владимировича, который знал местоположение хутора, а жительница д.Голубичи Отвалко Надежда Константиновна указала точное место расположения могилы Гиль-Родионова. В августе 1991 года члены военнопатриотического клуба «Поиск» вместе с поисковыми друзьями из клуба «Рубеж» (г. Запорожье) Сергеем Вавиловым и Сергеем Антоновым совершили экспедицию в Глубокский район. После долгих сомнений, расспросов, уточнений, проведения инструментальной разведки на местности была найдена могила Гиль-Родионова в районе хутора Накол, в трех метрах восточнее старой березы. Были также найдены останки еще семи партизан. Фамилии двух из них установлены – Понкратов и Мишута.
В сентябре 1991 года останки Владимира Гиля и его бойцов были перезахоронены на братском мемориальном кладбище в Ушачах. Его жене и детям разрешили вернуться из эвакуации в Белоруссию и выдали денежное содержание Гиль-Родионова за годы войны с 1941 под 1944 годы, что составило большую сумму для того времени. После войны история полковника Гиля обросла слухами и домыслами, и его личность до сих пор остаётся загадкой.
А вот что пишет сын Гиля — Вадим Владимирович (живет в Минске).

















