биография ильхама шакирова на татарском языке
Биография и личная жизнь Ильхама Шакирова
Начало 2019 года ознаменовалось большой потерей для всего татарского народа. 16 января умер легенда эстрады Ильгам (Ильхам) Шакиров. С ним ушла целая эпоха. Starandstar.ru расскажет подробности биографии певца Ильгам Шакирова, а также о его семье и детях.
16 января умер легенда эстрады Ильгам (Ильхам) Шакиров
Детство и ранние годы
Будущий “татарский соловей”, как его окрестили поклонники, родился незадолго до начала войны в одной из татарских деревень Сармановского района. Он был младшим ребёнком в многодетной семье. Отца репрессировали, когда Ильгаму было 2 года. С тех пор за мальчиком прочно закрепилось клеймо “сына врага народа”.
Ильгам вспоминал, как от его семьи отвернулись все соседи
Выживали Шакировы как могли. Ильгам наловчился плести на продажу лапти. Сам не носил, ходил босым. Уже с малых лет он начал танцевать и петь. Очень вдохновляла мальчика красота местной природы. Несмотря на постоянное чувство голода, Ильгам не переставал восхищаться невероятными пейзажам и заслушивался пением соловьёв. Чувство прекрасного у Шакирова было развито с детства. А любовь к родине крепла в нем с каждым днём.
В одном из интервью Шакиров рассказывал, как однажды пел на новогоднем утреннике во время войны, и как плакали все женщины в зале. Мать, по его признанию, относилась к увлечению сына пением прохладно. И даже ругала за грустные песни, считая, что сын с их помощью накличет в дом беду. Да и в деревне на него смотрели косо. Никто из местных не рассматривал работу на сцене всерьез.
Мать, по его признанию, относилась к увлечению сына пением прохладно
Ильгам рос закрытым и очень сдержанным юношей. Он мечтал стать прокурором, чтобы наказать всех причастных к тяготам и лишениям его родных. Потом вдруг захотел учиться на педагога. В школе ему хорошо давались физика с математикой. Но экзамен Шакиров не прошёл. Как позже выяснилось, по причине того, что в анкете было указано: ”сын врага народа”.
Ильгам рос закрытым и очень сдержанным юношей
Творчество
Удивительно, но в биографии Ильгама Шакирова практически не встречается подробностей его личной жизни: о семье, детях, жене. Такое впечатление, что певец отказался от этого, чтобы не отвлекаться от своего призвания и полностью посвятить себя творчеству. Ведь Шакиров не просто пел, он ещё занимался исследовательской фольклорной работой.
В биографии Ильгама Шакирова практически не встречается подробностей его личной жизни
С 1960 года он работал солистом в Татарской государственной филармонии. Исполнял и народные песни, и современные эстрадные, на татарском и других языках. В его репертуаре были арии и романсы. Уникальный баритон сделал певца узнаваемым и любимым миллионами советских слушателей. Правда, он от собственной славы был не в восторге, сердился, когда его называли “живой легендой”.
Много лет Шакиров работал художественным руководителем филармонии, преподавал вокал. Коллеги рассказывали, что он лояльно относился к начинающим исполнителям и всегда помогал молодым талантам. Ильгама называли абсолютным знатоком музыкальной истории Татарстана. Из-под его пера вышли десятки публикаций и критических статей о музыке своего народа.
Он был начитанным артистом с высокой эрудицией, разбирался в истории и философии. К тому же считался очень тактичным, с чувством юмора. Одна из коллег называла Ильгама простым человеком и говорила, что именно в этой человеческой простоте и заключалось его величие.
Личная жизнь
Знатоки биографии Ильгама Шакирова безуспешно пытаются отыскать фото его жены и детей. Неужели имея столько поклонниц, певец не смог устроить личную жизнь?
Знатоки биографии Ильгама Шакирова безуспешно пытаются отыскать фото его жены и детей
Объяснил свой выбор певец просто: его не устраивал “багаж” возлюбленной, её дети и многочисленные родственники. Поэтому жениться на Альфие певец так и не решился. Так что в биографии Ильгама Шакирова места семье, жене и детям, видимо, не нашлось.
Причиной смерти Ильгама Шакирова стала продолжительная болезнь. 15 февраля ему бы исполнилось 84 года
«Это был такой красоты голос – человек мог сознание потерять, с ума сойти…»
Сегодня в Казани простятся с Ильгамом Шакировым. Солист Татгосфилармонии Фердинанд Салахов хорошо знал легенду татарской музыки при жизни. В интервью «БИЗНЕС Online» он рассказал, в чем уникальность голоса Шакирова, как он привозил молодому коллеге чехословацкие рубашки и почему предпочитал не петь на русском.
Фердинанд Салахов: «Ему Богом было суждено родиться с таким даром: суперголосом, умом, эрудицией, интеллигентностью» Фото: Альфред Мухаметрахимов
«ТАКОГО ГОЛОСА, КАК У ШАКИРОВА, НИКОГДА ЕЩЕ НЕ БЫЛО, ДАЖЕ В РАННЕМ ВОЗРАСТЕ»
— Фердинанд абый, сразу вам главный вопрос: как Ильгам Шакиров стал Ильгамом Шакировым? Простой паренек без связей, приехавший в Казань, смог покорить весь татарский мир…
— Он таким родился, необязательно родиться где-нибудь в Париже, Берлине или Казани. Он появился на свет в определенной точке планеты и стал планетарного масштаба человеком. Ему Богом было суждено родиться с таким даром: суперголосом, умом, эрудицией, интеллигентностью. Хотя его отец — кузнец. Но у него была природная интеллигентность, он являлся человеком с изысканным вкусом, интеллектом, особым мышлением…
— Молодой Шакиров понимал масштаб собственного таланта, когда ехал учиться в столицу ТАССР?
— Мне кажется, это был зов души — ехать и учиться, ему даже в деревне так говорили. Такого голоса, как у Шакирова, никогда еще не было, даже в раннем возрасте. Есть его студенческие записи — они уникальные по тембру, окраске голоса, обертонам.
Во всяком случае, он сам хотел стать певцом. Его сестры рассказывали, что в детстве Ильгам играл с елочными шишками, расставлял их, делал маленькие спектакли и в это время напевал. У него уже по природе была потребность. Поступил в музыкальное училище, проучился там год, а потом пошел в консерваторию — и его туда взяли, хотя он не окончил музыкальное училище как народник. Он учился по спецпрограмме.
Шакирову не надо было никакого продюсера. Ему достаточно было начать петь, народ сам стал продюсировать Фото: Владимир Зотов
— В истории Казанской консерватории были три человека, которые учились по спецпрограмме — Ильгам Шакиров, Зухра Сахабиева и я. Обучались по распоряжению ректора Назиба Жиганова. Назиб Гаязович как про Шакирова, так и про меня сказал (хотя я не сравниваю себя с Ильгамом абый): «Окультурить, но голос не трогать».
— Хотя существует мнение, что народный голос могут испортить в консерватории, навязывая академическое звучание…
— Нет, так любой голос можно испортить. И на заводе портят, и на стройке, все разваливается, везде можно брак делать. В консерватории тоже бывает брак, но в его случае все оказалось правильно, Ильгама абый вел педагог прекрасный по вокалу и постановке голоса. Кроме того, у него была природная постановка дыхания, там делать ничего не надо (а в вокале это основа), что доказывает и продолжительность его жизни. Основа здоровья человека — дыхание, так же, как и основа вокала. Он прекрасно работал с дыханием, все его песни — и «Кара урман», и «Эскадрон» — протяжные, он мог по 5–6 минут держать, хотя никогда этого не делал.
Бывали моменты, когда он держал голос минуту-две в конце песни ради интереса, чтоб посмотреть на реакцию зрителей. Он понимал меру во всем, а ее знать не надо. Никогда мелизматикой лишней не занимался, потому что у него был поставленный по природе голос. Кто-то эту мелизматику искусственно делает, а у него по природе. Очень плавно, текуче, летящий голос. Он вполне мог стать и оперным певцом, для баритона у него было все. Он во всех регистрах одинаково звучал, когда он был абсолютно в форме.
— Не секрет, что в наше время, чтобы раскрутить певца, нужны связи, деньги, продюсеры…
— Шакирову не надо было никакого продюсера. Ему достаточно было начать петь, народ сам стал продюсировать. Повторюсь, что такого голоса до него не существовало ни у кого, не только у татар, ну Муслим Магомаев есть, но у Ильгама абый он был богаче — сама краска, тембр. Это такой красоты (не зря же Ростропович его домой к себе приглашал) чарующий голос, что человек мог сознание потерять, с ума сойти от голоса Шакирова.
— Ему ведь предлагали расширить репертуар песнями на русском языке, чтобы была всесоюзная слава…
— Тогда всем предлагали, он отшучивался, мол, пусть сначала Кобзон или Зыкина запоют по-татарски, а потом я исполню на русском. Он же за шуткой в карман не лез. А так у него есть записи на русском, на радио в золотом фонде хранятся, поет абсолютно без акцента, голос чистейший. Не поймешь даже, что это Ильгам Шакиров. Божий дар есть Божий дар…
— Менялся ли у него со временем голос?
— У любого артиста голос меняется. Это физиология. Голос — инструмент, связки толстеют, теряют тонкость. Человек поправляется или худеет, связки также меняются. Но Шакиров очень долго держался, пел около 60 лет, из них лет 40 точно блистал. Правда, последние 3–4 года болел, вообще не пел…
— Он знал об изменениях в своем голосе?
— Не знаю, со мной об этом он не говорил, но любой человек понимает, что у него уже не тот голос. Это и по тональности можно определить. Если ты раньше пел на высоких тональностях, то со временем все занижать начинают, тональность меняют, понижают, потому что верхи брать уже тяжело. Но Ильгам абый, чтобы он ни делал — понизил, повысил тональность, — это все равно Ильгам абый. Всегда голос был красивый, чарующий тембр и мощь голоса…
«У него все было аккуратно, писал он аккуратно, сочинял аккуратно, аккуратно одевался, аккуратно пел, аккуратист, конечно, был» Фото: «БИЗНЕС Online»
«ЧЕРЕЗ НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ МЫ ВСТРЕТИЛИСЬ НА КОНЦЕРТЕ, ШАКИРОВ ГОВОРИТ: «УЛЫМ, Я ТЕБЕ ПРИВЕЗ РУБАШКИ»
— Расскажите о своем знакомстве с Шакировым.
— Я еще учился в консерватории. Меня с третьего курса стали приглашать на сцену, потому что Мазитов — художественный руководитель филармонии — был моим педагогом по оперной подготовке в консерватории. Хотя учился я по спецпрограмме в народном направлении, но на оперную подготовку тоже ходил. На улице Пушкина был клуб госторговли, какой-то концерт, и туда пришел Ильгам абый. Он рядышком жил, зашел послушать. Я как раз из его репертуара «Җанкай җанаш» спел. Он заглянул ко мне за кулисы и начал расспрашивать, где учусь, что, как, подсказал мне недостатки, над чем работать в этой песне. Осторожно, абсолютно деликатно, не задевая мое самомнение. Это абсолютно важно: если бы он разнес меня в пух и прах, не так поешь и так далее, возможно, были бы другие последствия.
Потом произошла вторая встреча, у нас была серия концертов с Риммой Ибрагимовой, он пришел туда в гримерку. Ему не понравились мои концертные рубашки, а у меня не было ничего надеть… Через некоторое время мы встретились на концерте, Шакиров говорит: «Улым, я тебе привез рубашки». Он достал две чехословацкие рубашки одинакового размера. Я их 20 с лишним лет бережно носил, одну сдал в музей, другую храню у себя. Вот такое было отношение — и не из-за того, что я пел потрясающе или что-то, просто у него существовало ко мне особое отношение, он изначально понимал, что я народник.
Когда я, уже окончив консерваторию, пришел в филармонию, Шакиров мне давал такую программу, которую не предлагают молодым певцам, а исполняют созревшие вокалисты, например «Эскадрон», «Сандугачкай», то есть песни, считающиеся коронными. Все я перепел, Шакиров просто заставлял исполнять. Как-то был у меня в ДК химиков сольный концерт, посвященный 9 Мая, Ильгам абый мне каждый аккорд делал, мы два дня репетировали, и пианист — тоже. Песню мы закончили, аплодисменты — и тут Ильгам абый вышел на сцену и сказал зрителям: «А вроде неплохо получилось». Потом сел за рояль и предложил: «Давай „Таштугай“ споем, мы ведь ее репетировали». Он заиграл, а я от волнения готов был провалиться сквозь землю, но вроде выкрутился, спел. Потом Ильгам абый мне говорил: «Ты боялся, но зритель не утонул». Это был мой экзамен, он хотел, чтобы я развивался. Если бы у Ильгама абый было желание завалить меня, он сделал бы это, он не поднимался бы на сцену, не подсказывал.
Потом мы рядышком жили, буквально одну остановку, постоянно к нам приходил, тогда еще мама была жива, кстати, и мы, и он называли свою маму словом «әнкәй». Ильгам абый мог прийти в 2–3 часа ночи, ведь мало спал. Все время играл с детьми, обожал их, наши ребята очень хорошо знали его. Про него бесконечно можно рассказывать, про его шутки, остроумие. Он учил нас вплоть до того, как облизывать губы на сцене, если они засыхают. Этому нигде не учат, ни в какой консерватории. Ну откуда это у него? Одевался Ильгам абый более чем скромно, но очень аккуратно. У него все было аккуратно, писал он аккуратно, сочинял аккуратно, аккуратно одевался, аккуратно пел, аккуратист, конечно, был.
— Ильгам абый давал советы молодым, не только вам?
— Еще как, даже одно время был художественным руководителем филармонии и ругал молодых: «Единственный, кто ко мне подходит, — это Салахов. Неужели вы все уже знаете?» Он возмущался из тех соображений, что у нас была московская тарификация, нас проверяла Москва, и по тарификации платили заработную плату. Все пытались облегчить репертуар, а у него программа сложная, он простую вещь никогда не пел. Если Ильгам абый даже как бы простую вещь исполняет, то в его воспроизведении это будет насыщенно, он там играл голосом, интонациями, а молодым не хотелось так особо загружаться. Хотя были и те, кто хотел, он Хайдару Бигичеву подсказывал, тот с удовольствием принимал советы, подсказки.
«Для меня он не образец, а кумир, он для меня Бог» Фото: Олег Спиридонов
«ОН ВЫНУЖДЕН БЫЛ ПИСАТЬ, ЧТО МУЗЫКА НАРОДНАЯ, ВСЕГДА ЧЕРЕЗ ХУДСОВЕТ ПРОПУСКАЛИ»
— Ильгам Шакиров был для вас образцом, а у него самого были кумиры?
— Для меня он не образец, а кумир, он для меня Бог. Такого разговора я от него не слышал, но он очень боготворил Рашита Вагапова, потому что это был предшественник, на профессиональную сцену принесший тоже много нового. До Вагапова пели по слогам, а он ввел легато, мелодию стали тянуть. Все это знал Ильгам абый. Оперных певцов любил — Нияза Даутова ценил, Зулейху Хисматуллину. Про Рустама Маликова я один раз слышал, Ильгам абый восторженно сказал: «Как хорошо поет». Он не скупился на похвалу, хотя особо не расхваливал, услышать от него скупую хвалу — это уже был комплимент, лучше, чем звание заслуженного артиста. Он подсказывал, учил молодых, поддерживал, видел, кто из них кто, бывало махал рукой — бесполезно…
— Его шутки также хорошо известны, например, говорят, что один из не особо одаренных певцов пожаловался: «Я сегодня плохо спел, что-то у меня голос пропал». На что Ильгам абый сказал: «А как может пропасть то, чего не было…»
— У него такое остроумие! Вот про Раневскую пишут, что она была остроумна, а, мне кажется, Ильгам абый был намного остроумнее. Он мгновенно, молниеносно отвечал, мог сказать наповал. Был такой случай, один человек постоянно опаздывал, а мы — это 51 человек — постоянно катаемся, гастролируем по Советскому Союзу, и каждый божий день один артист опаздывает. 50 человек сидят и его ждут. Ильгам абый несколько дней терпел, а потом сказал лишь одно слово, после которого тот человек стал самым первым выходить и садиться в автобус. Имя этого артиста не буду говорить, а слово непечатное…
— Шакиров искал песни в районах, записывал их, обрабатывал…
— Не только в районах, во всем мире, куда бы мы ни приехали, везде держал ухо востро. Сразу писали на ноту, тогда диктофонов не существовало. Кроме того, он был великолепный слухач, у него хорошая память, он запоминал и писал на ноты, а потом, видимо, обрабатывал, может, полностью брал. Это вполне вероятно и естественно, собирал он фольклор однозначно: «Маһирә», «Җанкай җанаш» — всего много.
— Он был к тому же автором многих песен, но не ставил свое имя…
— Попробуй поставь. Тогда была, например, Зайнап Хайруллина, да упокоит ее Аллах в раю, музыковед, руководитель редакции литературы и искусства радио «Татарстан». Она говорила иронично: «Илһам да җыр яза башлаганмыни» («Что, теперь уже и Ильгам стал писать песни»). «Син сазыңны уйнадым», «Идел буе каеннары» — это его песни, он автор музыки. Ильгам абый вынужден был писать, что музыка народная, всегда через худсовет пропускали народные вещи.
«Человек живет, пока жива о нем память. Артист, сделавший столько для нации и страны, имеет право не забываться» Фото: «БИЗНЕС Online»
«ОН АНОНИМНЫЙ ПЕДАГОГ ДЛЯ ВСЕХ НАС»
— Пик популярности Шакирова пришел на времена, когда не было татарского спутникового телевидения, вещающего на весь мир, интернета, но его знали и в Ташкенте, и во Владивостоке…
— Его конная милиция охраняла, причем везде: люди сносили двери. Они из уст в уста рассказывали о нем — как былину.
— Тогда и носителей языка было много по всему Советскому Союзу, ведь основная аудитория Шакирова — это татары – переселенцы первого поколения, уехавшие на заработки в 30–50 годах прошлого века.
— Да, шахтеры Донбасса, рыбаки Сахалина мечтали увидеть своего кумира.
— Они говорили по-татарски, но сейчас, к сожалению, 30-летние татары Донбасса уже не являются носителями родного языка. Ильгам абый переживал по этому поводу?
— Он и писал, и переживал, что мы по численности уменьшаемся, что у нас смешанные браки, что у нас зритель уходит, он очень переживал. Сколько он писал, говорил, выступал, рассказывал. Вся его жизнь была посвящена тому, чтобы татары оставались татарами.
— В последние годы, когда уже перестал петь, Ильгам абый следил за новыми молодыми певцами?
— У нас к нему доступа не было. Когда он заболел, к нему редко кого пускали. Да, мы его посещали, я сам был у него месяц назад, это оказалось как прощание. Я погладил его по лицу. Он глаз уже не открывал, его помощник Ильгам кормил, на руках положил в постель… А до этого мы были в Москве, когда он поехал на свой юбилейный концерт, но на сцену не вышел. Мы никак не смогли доказать ему, что нужно выйти на сцену, хотя отрепетировал слова, помнил их, но не вышел. Наверняка он интересовался, у него это было в крови.
— Есть ли у Ильгама Шакирова какой-нибудь ученик, которого наставник бы вел по жизни?
— Он анонимный педагог для всех нас, а чтобы кого-то выделял — такого не было. Ко мне он хорошо относился.
— Как бы вы увековечили память о Шакирове: назвали бы его именем улицу, поставили бы памятник?
— Все нужно, ведь человек живет, пока жива о нем память. Артист, сделавший столько для нации и страны, имеет право не забываться. Мы осознаем это, есть понимание и у руководителей наших. Минниханов и Шаймиев понимают, что Ильгам Шакиров великий. А пока с почестями надо предать его земле, не забывать, ну и дога (молитва) от нас. Природа берет свое. Он сам пел в свое время: «Бу дөньяга килгәч инде, китмәенчә юк шул чараң» («Если пришел в этот мир, то невозможно не уйти из него»).
Фердинанд Салахов (15 сентября 1955 года, поселок Апастово, Татарстан) — татарский певец, народный артист Республики Татарстан.
«Мне говорили: «Не надо спасать Ильгама Шакирова, он обреченный человек»
На этой неделе в мечети Аль-Марджани вновь вспоминали Ильгама Шакирова, на 40-й день с его похорон здесь собрались известные артисты и общественные деятели, чтобы обменяться воспоминаниями о великом певце. Среди гостей был и Ильхам Хазеев, главный помощник Шакирова последние четверть века, ставший самым близким человеком для легенды национального искусства. Свое первое большое интервью Хазеев, получивший недавно от минкульта РТ нагрудный знак «За достижения в культуре», дал «БИЗНЕС Online».
Ильхам Хазеев последние четверть века был самым близким человеком для Ильгама Шакирова Фото: Ирина Ерохина
«АБЗЫЙ — Я ТАК ЕГО ВСЕГДА НАЗЫВАЛ — БЫЛ СЧАСТЛИВЫМ ЧЕЛОВЕКОМ»
— Ильхам, вас знают и уважают практически все звезды татарской эстрады, хотя вы не певец, не композитор, не продюсер. Но ни для кого не секрет, что последние четверть века вы были самым близким человеком для Ильгама Шакирова. Кто-то даже рассказывает, что вы его близкий родственник, но об этом предпочитаете не говорить…
— Нет, абсолютно не так, я не был его родственником. Мы познакомились с Ильгамом-абыем в середине 80-х годов прошлого века, но уже тогда я заметил, что Шакиров нуждается в постороннем внимании…
— Почему?
У Ильгама-абыя был тоже такой трагический период в жизни, когда он не понимал, что происходит с ним и что происходит вокруг него. Но мы нашли правильный путь для восстановления его здоровья и возвращения на сцену. И еще такой важный момент: если бы родственники ухаживали за ним, то тут не было бы чувства ответственности за него как человека. Никто не будет упрекать члена семьи за то, что находился рядом и не смог помочь и спасти. А вот если беда случилась с Ильгамом-абыем, то все бы упрекали меня: «Ильхам, почему ты не смог уберечь Шакирова!» Хотя я Ильгаму-абыю юридически абсолютно никто.
Вы знаете, у певца сценическая жизнь — это два-три часа в сутки максимум, я об этом все время говорю, а остальное время артист — такой же, как и мы, гражданин, который нуждается в правильной организации труда и отдыха. В последние десятилетия Шакиров жил в рамках жесткой дисциплины, но при ней не попиралась его свобода. Для него это стало привычным, и он был этим очень даже доволен.
— Но этим обычно занимаются родственники…
— Любят говорить, что Ильгам-абый был одинок, но это не так априори! Он жил в крепкой семье, в которой играл важную роль, он был в приоритете. Что ему удобно сегодня делать — так мы всё и планировали, мы подстраивались под его планы. Его быт, прогулки, питание, творческая жизнь… Абзый — я так его всегда называл — был счастливым человеком. Как поется у Лепса: «Был счастливый, как никто». Главным для него было уснуть и бодрым проснуться утром, а остальной режим дня был разложен по полкам.
Публичные люди ни в коем случае не должны уходить до 60 лет, естественно, это не относится к неизлечимым заболеваниям или трагическим случайностям. Люди, входящие в группу риска, обязательно нуждаются в опеке другого лица. Они сами не могут выйти из проблем, будь то депрессия, алкоголизм или наркомания.
— Может, все дело в тонкой душевной конструкции у людей из мира искусства?
— Чувственность тут ни при чем, Ильгам-абый ведь был жестким, несгибаемым человеком по характеру.
«Ильгам-абый жил в крепкой семье, в которой играл важную роль, он был в приоритете» Фото из семейного архива Ильхама Хазеева
«ЗА ПОСЛЕДНИЕ 20 ЛЕТ Я НЕ ОСТАВЛЯЛ ЕГО ОДНОГО В ОБЩЕЙ СЛОЖНОСТИ ДАЖЕ НА 20 ДНЕЙ»
— Кстати, как Шакиров сам принял то, что его опекают?
— Вопрос, конечно, интересный. Тут была настолько тонкая грань кнута и пряника, ухаживать за ним было непростым делом… Образно говоря, абзый мог назвать белую стену черной, и мне приходилось убеждать его в том, что она белая. Может, для кого-то он был несносным человеком, не знаю, но в тяжелое для него время я сказал ему только одно предложение: «Абзый, не волнуйся, у тебя будет все хорошо». Что важно, он полностью доверился мне и впоследствии мы стали друг для друга опорой. Как мы его оберегали, точно так же он оберегал мою семью, потому что четко понимал — его счастье зависит от моих успехов.
Для моих детей Шакиров был лучшим бабаем. Они от родных бабушек и дедушек не видели такого внимания, какое им оказывал Ильгам-абый. Посудите сами: 77-летний Шакиров, взяв двух детей за ручки, шел с ними в «Детский мир» и, обладая великолепным вкусом, покупал им одежду. Мою, тогда 8-летнюю, дочь Чулпан сажал сверху на фортепиано, аккомпанируя себе, исполнял множество раз песню «Чулпан». Лет 10–12 назад мы ездили на гастроли в Сибирь, и там он приучился есть «Доширак», это был для него целый ритуал: он крошил туда лук, чеснок, специи, заливая в узбекскую пиалу. Мои дети прознали об этом, часто рвались к нему в гости, и бабай их с огромным удовольствием и наслаждением обслуживал. Таких примеров множество. Вот сейчас вспоминаются только такие приятные моменты жизни.
— И все-таки Ильгам-абый не страдал, что не создал свою семью?
— Но мы стали его семьей. Вы знаете, иногда мне кажется, что мой труд по отношению к этому великому человеку, возможно, не имеет аналогов. За последние 20 лет я не оставлял его одного в общей сложности даже на 20 дней. Вспоминаются 80-е годы, богемный образ жизни, гулянки… У меня у самого были тогда схожие проблемы, но я сумел их победить. Когда начал наводить порядок, сокращать общение певца с теми, кто отрицательно на него влиял, им это не нравилось, естественно. Они мне говорили тогда: «Ильхам, не надо спасать Ильгама Шакирова, он обреченный человек, ты его вытащишь, но сам можешь утонуть во всем этом, и тебе никто не поможет, потому что ты ему никто». Я до сих пор задумываюсь над этими словами. Если хочешь кого-то сделать счастливым, нужно поделиться своим счастьем и личной жизнью.
— Говорят, что Ильгам-абый был очень начитанным человеком, подлинным интеллектуалом.
— Да, он в свое время выписывал огромное количество газет, журналов. С появлением интернет-изданий все интересующие его новости узнавал из вашей газеты. Считал, что «БИЗНЕС Online» — самая объективная, оперативная газета, хотя с некоторыми моментами и не соглашался, потому что всегда имел свое мнение. А когда Ильгаму-абыю стало тяжело следить за информацией, важные материалы он узнавал из моих уст. Абзый был очень начитанным человеком, эрудированным, имел энциклопедические знания. Только в последние годы у него начались серьезные проблемы с памятью.
«Для моих детей Шакиров был лучшим бабаем» Фото из семейного архива Ильхама Хазеева
«…ОСТАВЛЯЛ ЗАПИСКУ С ЗАДАНИЕМ, ГДЕ БЫЛО НАПИСАНО А1 И А2»
— Вы приложили максимум усилий для того, чтобы Шакиров был с нами как можно дольше. Если бы такое внимание уделялось другим большим артистам, ушедшим в мир иной…
— Да, это так. Приведу маленький, но большой по значению пример. Ильгаму-абыю десятки лет назад делали операцию на оба глаза, у него была катаракта. Мы тогда давали большие концерты в Уфе, других городах, там местные бизнесмены мне говорили: «Ильхам, не волнуйся, мы выкупим целый этаж в глазной клинике Федорова в Чебоксарах (тогда сам известный офтальмолог был еще жив) или, если хочешь, положим его в клинику Мулдашева в Уфе. » Мы ждали, ждали — не дождались.
В результате я взял его под ручки, и мы пешком пошли в Казани на улицу Бутлерова в офтальмологическую больницу. Тогда это было почти что разрушенное здание, но с великолепными врачами, там сделали операцию на один глаз, а на следующий год — на другой. Нас предупредили, что нужно беречься, месяц нельзя петь, чтобы не было давления на глаза. И мы не занимались творчеством три месяца, чтобы полностью восстановить здоровье. К сожалению, как я считаю, близкие некоторых — сейчас уже покойных — артистов, которые перенесли тяжелые заболевания, вплоть до инсульта, в свое время пренебрегали рекомендациями врачей. Погоню за материальным благополучием они ставили выше, чем здоровье близкого человека. Другого объяснения этому нет…
— Но Ильгам-абый ведь понимал, что помимо заботы о нем у вас есть и своя семья.
— Когда умерла моя мама, я поехал на похороны один, оставив жену с Ильгамом-абыем, чтобы она присмотрела за ним. В тот же день после похорон вернулся в Казань к нему. Возможно, о смерти матери я рассказывал как-то эмоционально. Он посмотрел на меня и сказал: «Ты заплачь еще. » Такой был железный человек — я ни разу не видел, чтобы Ильгам-абый прослезился, у нас было табу на такие слова, как «некролог», «смерть», «музей», «медицина».
— Опишите ваш обычный день в компании Ильгама Шакирова.
— Последние пять-шесть лет я ни разу не ночевал у себя дома. А до его болезни уходил вечером, когда абзый уснет, потом утром уже приходил. Мы с ним были тезки, он так и называл сначала меня по-татарски — «адаш», оставлял записку с заданием, где было написано «А1» и «А2». Он — А1, я — А2. Потом стал меня называть «энекәш» («братишка»), а уже ближе к концу жизни — «үскәнем» (ласкательное обращение к младшим — прим. ред.). Мне 54 года — ну какой я «үскәнем». Но мне было приятно это слышать.
Сам Шакиров хвастался перед артистами Камаловского театра (помню, там был Равиль Шарафиев и другие): «Я, парни, даже цены на хлеб не знаю», — хотя представление о деньгах он имел. Помню, как-то раз я зашел с ним в «Бэхетле», и он поразился там ценам, сказав: «„Бәхетлегә“ керсәң үзеңне бәхетсез икәнлеген сизәсең». То есть: «Если зайдешь в „Бэхетле“ (тат. „счастливый“ — прим. ред.) ощущаешь себя несчастным».
Он пел до 80 лет и хорошо понимал, что певец должен быть как спортсмен — всегда в форме. Это дисциплинировало его…
— Как отдыхал Ильгам-абый?
— Каждый год в сентябре мы ездили в Крым отдыхать. Ему необходимо было дышать морским воздухом. Ильгам-абый хорошо плавал, я даже боялся заплывать за ним, у него было отличное дыхание, далеко заплывал, потом часами лежал в море. Хочу отметить один интересный момент. Более 15 лет тому назад к нам в гости зашел молодой человек, представился — Шайхразиев Василь Гаязович, предприниматель из Набережных Челнов. Он выразил признательность Ильгаму-абыю и подарил путевку на Черноморское побережье. Абзый всегда с благодарностью и теплотой относился к этому человеку.
«Он пел до 80 лет и хорошо понимал, что певец должен быть как спортсмен — всегда в форме. Это дисциплинировало его…» Фото из семейного архива Ильхама Хазеева
«ОН МОГ СПОКОЙНО ОСТАТЬСЯ ЗА РУБЕЖОМ, БЫЛ БЫ ТАМ ВОСТРЕБОВАН»
— Певец Фердинанд Салахов в интервью «БИЗНЕС Online» рассказывал о том, что в советские годы слышал от Шакирова о Гаязе Исхаки — человеке, имя которого было под запретом. Значит, Ильгам-абый интересовался национальной историей, был осведомлен о том, что скрывалось…
— Естественно, он в те годы знал о произведениях Гаяза Исхаки, на его полке был труд Олжаса Сулейманова «Аз и Я», книги Солженицына. Ильгам-абый был очень прогрессивным человеком. Он был настоящим патриотом своего народа, вместе с тем и убежденным интернационалистом. За 30 с лишним лет общения с ним я ни разу не слышал, чтобы он плохо отзывался о какой-либо нации. Его любимыми артистами были Михаил Светин, Лия Ахеджакова, у него были все пластинки Аркадия Райкина. Он любил цитировать одну фразу из выступлений Райкина: «Все из-за вина, но тут, конечно, и наша вина, вовремя не предупредили, не провели беседу». Диски Тома Джонса, «Битлз», множество книг — все это у него было. Даже была такая привычка: прочтет книгу и ставит ее под стул, а там произведения Достоевского, Чехова, Разиля Валеева, Айдара Халима…
— Говорят, очень переживал и за будущее татарской нации…
— Он об этом все время думал, говорил на своих концертах, делился своими мыслями со зрителями о религии. В его песнях была идея о нации, родном языке. Он выписывал огромное количество татарских, башкирских газет, «Роман-газету», «Литературную газету». Я сам окончил истфак КГУ, но всегда поражался его глубоким познаниям в истории.
— Кроме того, у него была возможность выезжать за границу, например в Финляндию, общаться с местной татарской диаспорой в этой стране, причем еще в 60-е годы.
— Да, но и особо общаться не давали, судя по всему: он рассказывал, как «ответственные товарищи» наблюдали за ним. Он мог спокойно остаться за рубежом, был бы там востребован, но нет — любил родину, народ. Ильгам-абый участвовал в жюри различных конкурсов. Когда смотрел телевизор, бывало, поражался выступлению некоторых артистов, нервничал, краснел, говорил мне: «Энекәш», — ну неправильно ведь поют, переживал за это.
«Ильгам Шакиров был непременно великим певцом — не легендарным, как это пишут в СМИ. Эти понятия даже никак не синонимы» Фото: «БИЗНЕС Online»
«ЕСТЬ И ТАКОЕ ПОНЯТИЕ — «КРАСНОРЕЧИВЫЕ БОЛТУНЫ»
— Есть известное выражение — «бар җырчылар, бар җырлаучылар» (существуют певцы и те, кто поет). С «поющими» все ясно, а вот были ли такие исполнители, которых Ильгам-абый особо хвалил?
— Знаете, Ильгам-абый вообще был скуп на похвалу, но если хвалил, то находил такие слова, которые будешь помнить всю свою жизнь. Если вы спросите, с каким артистом он пошел бы в разведку, Шакиров назвал бы Габделфата Сафина — его он уважал как человека и как творческую личность. И это было взаимно. Но есть и такое понятие — «красноречивые болтуны», и таких тоже было достаточно. Некоторые певцы любят хвастаться, что их сам Шакиров вывел на сцену, но они даже не интересовались его судьбой.
— Согласны, что вместе с Шакировым ушла целая эпоха, а может, даже пласт татарской культуры?
— Я всегда видел в связке с Шакировым Альфию Авзалову — это одна эпоха, которая началась в середине XX века. Я убедился в этом где-то в 1989 году, когда организовал первый коммерческий концерт в Узбекистане, туда я повез Ильгама Шакирова, Рашида Сабирова, Зухру Шарифуллину, баяниста Азата Халимова, Ирека Галимова, Рустама Валеева. Кстати, Галимов и Валеев были его самыми любимыми баянистами — ныне, к сожалению, уже покойными. Мы проехали тогда весь Узбекистан, это был апогей творчества Ильгама-абыя. Вообще, тандем Ильгам Шакиров – Альфия Авзалова (а я их не разделяю) был символом той эпохи. Да, были сильные исполнители, я не принижаю их роли, но все они не «революционеры», какими были Ильгам-абый, Альфия-апа или Салават.
Все в жизни меняется, появляются новые тенденции, направления в музыке. Радик Юльякшин (Элвин Грей) — представитель новой эпохи. С ним лично я не знаком, но парень — молодец. Каждый из них выполнял свою миссию: тандем Шакиров–Авзалова объединял нацию, Салават дал новый импульс. А Юльякшин прививает любовь татаро-башкирской молодежи к родному языку, культуре. Через вашу газету я хочу выразить ему признательность: Радик во всех городах пропагандирует татаро-башкирскую песню. Гордость за наш народ.
— Молодежь, к сожалению, может, и не знает сейчас, кто такой Ильгам Шакиров…
— Это и неудивительно. Я в свое время работал учителем в школе, так там в учебнике было фото Ленина, но никто из детей его не узнал. Эпоха такая сейчас: если бы появился, например, Федор Шаляпин, то никого это не поразило бы, потому что он был актуален в свое время.
Но Ильгам Шакиров был непременно великим певцом — не легендарным, как это пишут в СМИ. Эти понятия даже никак не синонимы. Легендарных — огромное количество, однако никто из них не может назвать себя великим.
«Ильгам-абый был очень закрытым человеком, с ним очень трудно было идти на контакт» Фото: Ирина Ерохина
«ОН РАЗГОВАРИВАЛ С ТЕМИ, КОГО СЧИТАЛ ИНТЕРЕСНЫМ ДЛЯ СЕБЯ»
— Приходилось слышать от некоторых артистов, что их не пускали к Шакирову, не было к нему доступа. Насколько это правда?
— Года четыре назад мы поменяли квартиру, новая расположена напротив Апанаевской мечети, в Старо-Татарской слободе. Туда я приглашал всех людей, которых абзый хотел видеть сам. Там за столом собирались его друзья, по четыре народных артиста: Асгар Шакиров, Равиль Шарафиев, Ренат Тазетдинов и он. Ренат Ибрагимов приходил, Римма Ибрагимова, порядка ста человек побывали у него в гостях. Все, кого он любил, имели возможность увидеться с ним. Разиль-абый Валеев постоянно навещал, ему особая благодарность. Это единственный преданный друг нашего абзыя. Ильгам-абый очень трепетно относился к нему, советовался с ним. И так случилось, что Разиль-абый стал последним, кто навестил Ильгама-абыя 15 января. Он долго стоял, зажав руку Ильгама-абыя, уже понимая, что больше они не увидятся.
— Только один настоящий друг?
— Ильгам-абый был очень закрытым человеком, с ним очень трудно было идти на контакт. Он разговаривал с теми, кого считал интересным для себя, сколько ему было нужно, по 10–15 минут не более. Я за 20 лет создал такие условия, что я вроде бы есть, но вроде бы меня и нет рядом с ним. Шакиров любил свободу. Даже когда приходили мои дочери, я чувствовал, когда он начинает уставать, и говорил им: «Все, дети, давайте идите домой».
— А какие у него были взаимоотношения с родственниками?
— С разными родственниками по-разному. У него были хорошие отношения с родным братом Кияметдином, его дети так же чутко относились к своему дяде.
— Ваша супруга Эльвира как воспринимала ваши взаимоотношения с Ильгамом-абыем? Как я понял, вы поженились, когда уже смотрели за Шакировым.
— С пониманием — я ей благодарен. Хотя 70–80 процентов внимания я уделял Ильгаму-абыю, а не семье. Эльвира все хлопоты на два дома взяла на себя.
— Что сейчас чувствуете, когда Шакирова уже нет с нами полтора месяца?
— Даже когда отвожу утром детей в школу (а они у меня учатся в татарской гимназии номер 2 — единственном городском среднем учебном заведении, где все предметы преподаются на татарском языке), возвращаясь, возле Камаловского театра хочется повернуть машину в сторону улицы Каюма Насыри, где он проживал. Все кажется, что Ильгам-абый встретит привычными словами: «Үскәнем, что-то ты припозднился, долго ходил. » Чувствую пустоту: даже если твой враг, с которым два десятка лет враждовал, жил бы рядом и вдруг умер, то переживал бы, — а тут…
Хазеев Ильхам Муллыевич
Родился 19 июня 1965 года в городе Кукморе ТАССР.
В 1983–1985 годах служил в рядах Советской Армии.
Выпускник исторического факультета КГУ.
В настоящее время состоит в штате регионального благотворительного общественного фонда сохранения развития татарского языка и культуры «Жиен».