биография николая майорова кратко

ЛИТЕРАТУРА / АВТОРЫ

Никола́й Петро́вич Майо́ров (20 мая 1919 — 8 февраля 1942) — русский поэт.

Биография

Родился в деревне Дуровка Сызранского уезда Симбирской губернии в крестьянской семье. С десяти лет жил в городе Иваново. Учился в школе № 35, ныне — лицей № 33. В 1937 году поступил на исторический факультет Московского государственного университета. С 1939 года одновременно учился в Литературном институте им. М. Горького, занимался в поэтическом семинаре Павла Григорьевича Антокольского.

В октябре 1941 года ушёл добровольцем на фронт. Был политруком пулемётной роты 1106-го стрелкового полка 331-й дивизии. Погиб на фронте у деревни Баранцево Смоленской области.

Творчество

Несколько стихотворений опубликовано за время его учёбы в газете «Московский универси­тет». Две поэмы, написанные им в 1939 и 1940, не сохранились. Большинство рукопи­сей, очевидно, утеряно вместе с чемода­ном, отданным на сохранение в начале вой­ны. Сохранившиеся стихотворные произведения были опубликованы посмертно.

Источник

Николай Петрович Майоров — биография поэта

Поэты мерзли в окопах, сражались с врагом и …писали, рассказывая правду о страшных событиях.

Фронтовые поэты… Юные, начинающие… Сколько их погибло в первые месяцы кровавой бойни?! Они не были жертвами войны, они были ее бойцами, честно выполнявшими свой воинский долг.

Среди них имя Николая Майорова, ушедшего на фронт со студенческой скамьи.

Детство и юность

Николай Майоров родился 20 мая 1919 года в небольшой деревне Дуровка, Симбирской губернии, в семье рабочего. Отец — Петр Максимович — плотник. Мать — Феодора Федоровна — домохозяйка, занималась воспитанием детей.

Детские годы Коли прошли в селе Павликово, Гусевского уезда, Владимирской губернии, куда семья переехала летом 1919 года. Там мальчик закончил начальную школу. Впечатления тех лет: тяжелая деревенская жизнь, непосильный труд позднее найдут отражение в юношеских стихах.

Когда мальчику исполнилось 10 лет, в 1929 году, семья Майоровых переехала в Иваново. В этом городке Николай получил аттестат об образовании. Начал писать первые стихи. Подростку очень хотелось, чтобы его произведения печатались в газетах. В 13 лет он отправляет первые литературные труды в Москву, в издательство «Художественная литература». Но редакция не оценила творчество начинающего автора, посчитав это детской забавой.

Зато в школе с должным вниманием относились к его поэтическому дару. Стихи Николая сверстники переписывали, передавали из рук в руки, учили наизусть, публиковали в стенных газетах. Мальчику пророчили большое будущее. Его поддерживали, им гордились.

Годы учебы

Николай рос целеустремленным человеком. Свое будущее он не представлял без творчества. В то же время юноша осознавал, чтобы стать хорошим поэтом, нужно учиться. Потому, закончив среднюю школу, отправляется в Москву. В 1937 году поступает в МГУ на исторический факультет. Студенческая жизнь захватила будущего поэта и дала толчок для написания новых работ. Стихи талантливого студента распространялись по аудиториям, их печатали в многотиражке » Московский университет». Николая приглашают на литературные вечера, капустники, чтобы послушать его произведения.

В студенческом общежитии на Стромынке у Николая рядом с латинской грамматикой лежали томики стихов Пастернака, Прокофьева, Тихонова, Антокольского. У них он учился поэтическому мастерству. Восхищался поэзией А.Твардовского.

Со школьным товарищем (1939)

Поэт-фронтовик

Особенности поэзии

Личная жизнь

Первой любовью Николая, его близкой подругой была студентка исторического факультета МГУ Ирина Васильевна Пташникова. Молодые люди обратили друг на друга внимание в читальне, их места случайно оказались рядом. Это не было первым знакомством, потому что студенты виделись и раньше, просто не придавали этому значения. Им было интересно вместе проводить свободное время: объединяла любовь к поэзии, литературе.

Пташникова прожила долгую счастливую жизнь. Женщина удачно вышла замуж, родила троих детей. Занималась историей, археологией, литературой. Умерла в Ташкенте в 2001 году.

Память жива

Поэт не вернулся с поля боя… Молодой, сильный, жизнелюбивый… Он погиб, не раскрыв до конца силу поэтического дара. Но остался верен своему времени, своему воинскому долгу.

Майоров мог стать большим своеобразным поэтом. Об этом свидетельствуют сохранившиеся стихи, наполненные глубоким духовным смыслом и содержанием.

Все, что осталось от его наследия по крупицам, скрупулезно на протяжении нескольких десятков лет собиралось друзьями, знакомыми, библиографами. Опубликовывалось в областных газетах.

Бюст Николаю Майорову в Иванову

В Иванове улица, на которой жил Николай, была переименована в его честь.

И если при жизни Николай Петрович Майоров не был известен широкой аудитории читателей, то сегодня его творческое наследие по праву входит в число лучших произведений советской литературы. Стихи самобытного автора представлены в альманахах, хрестоматиях по литературе. Сам поэт является почетным членом Союза писателей России, правда, посмертно.

Источник

Имя на поэтической поверке. Николай Майоров

У прекрасного, самобытного поэта-фронтовика Николая Петровича
Майорова (20.05.1919–08.02.1942) есть стихотворение, написанное в 1940 году, еще до войны, словно предугадавшее свою короткую судьбу:

***
Я не знаю, у какой заставы
Вдруг умолкну в завтрашнем бою,
Не коснувшись опоздавшей славы,
Для которой песни я пою.
Ширь России, дали Украины,
Умирая, вспомню… и опять –
Женщину, которую у тына
Так и не посмел поцеловать.

… Мы были высоки, русоволосы
Вы в книгах прочитаете, как миф,
О людях, что ушли, не долюбив,
Не докурив последней папиросы. …

Стихи Николая Майорова несут печать не только яркой талантливости, но и раннего профессионализма. Это наглядно видно по стихотворению «Мы» – буквально самоэпитафии,. отрывок которого приведен выше.

Это время трудновато для пера
В. Маяковский

Есть в голосе моем звучание металла.
Я в жизнь вошел тяжелым и прямым.
Но все умрет. Не все войдет в каталог.
Но только пусть под именем моим
Потомок различит в архивном хламе
Кусок горячей, верной нам земли,
Где мы прошли с обугленными ртами
И мужество, как знамя, пронесли.
Мы жгли костры и вспять пускали реки.
Нам не хватало неба и воды.
Упрямой жизни в каждом человеке
Железом обозначены следы –
Так в нас запали прошлого приметы.
А как любили мы – спросите жён!
Пройдут века, и вам солгут портреты,
Где нашей жизни ход изображён.

Мы были высоки, русоволосы.
Вы в книгах прочитаете, как миф,
О людях, что ушли, не долюбив,
Не докурив последней папиросы.
Когда б не бой, не вечные исканья
Крутых путей к последней высоте,
Мы б сохранились в бронзовых ваяньях,
В столбцах газет, в набросках на холсте.

Но время шло. Меняли реки русла.
И жили мы, не тратя лишних слов,
Чтоб к вам прийти лишь в пересказах устных
Да в серой прозе наших дневников.
Мы брали пламя голыми руками.
Грудь раскрывали ветру. Из ковша
Тянули воду полными глотками
И в женщину влюблялись не спеша.

И шли вперёд, и падали, и, еле
В обмотках грубых ноги волоча,
Мы видели, как женщины глядели
На нашего шального трубача.
А тот трубил, мир ни во что не ставя
(Ремень сползал с покатого плеча),
Он тоже дома женщину оставил,
Не оглянувшись даже сгоряча.
Был камень твёрд, уступы каменисты,
Почти со всех сторон окружены,
Глядели вверх – и небо было чисто,
Как светлый лоб оставленной жены.

Так я пишу. Пусть неточны слова,
И слог тяжёл, и выраженья грубы!
О нас прошла всесветная молва.
Нам жажда зноем выпрямила губы.

Мир, как окно, для воздуха распахнут
Он нами пройден, пройден до конца,
И хорошо, что руки наши пахнут
Угрюмой песней верного свинца.

И как бы ни давили память годы,
Нас не забудут потому вовек,
Что, всей планете делая погоду,
Мы в плоть одели слово «Человек»!
1940

Родился Николай Майоров 20 мая 1919 года в деревне Дуровка, Сызранского уезда Симбирской губернии в семье плотника. В 1929 году Майоровы приехали в Иваново, где отец со старшими сыновьями, всего их было пятеро, построили дом, на 1-ой Авиационной улице.
Поэтический дар появился у Николая уже в школе. Впервые его стихи прозвучали на школьном вечере. После окончания школы он уехал в Москву и поступил на исторический факультет Московского Государственного университета. Параллельно с занятиями в университете, Николай посещает поэтический семинар Павла Антакольского, в литературном институте им. А.М. Горького.

В этот период он много пишет, но очень редко печатается. Первые стихи появляются в университетской многотиражке. В 1939 и 1940 годах юный поэт пишет две поэмы «Ваятель» и «Семья», к сожалению, они не сохранились. Большинство рукописей, очевидно, утеряно вместе с чемоданом, отданным на сохранение в начале войны. Сохранившиеся стихотворные произведения были опубликованы посмертно, с помощью друзей, в 1962 году в издательстве «Молодая гвардия».

С началом Великой Отечественной войны, Николай Майоров рвётся на фронт. Летом 1941 года, вместе с другими московскими студентами роет противотанковые рвы под Ельней. Прибыв в сентябре в Москву, Николай приходит в военкомате медкомиссию и уезжает в Иваново до получения повестки.
В октябре 1941 года был призван в ряды Красной Армии Краснопресненским райвоенкоматом г.Москвы. Во время похода маршевой роты на фронт, красноармейца Николая Майорова назначают помощником политрука. С января 1942 года, в составе 1106 стрелкового полка 331-ой стрелковой дивизии пулеметчик Николай Майоров участвует в боях с немецко-фашистскими захватчиками на Смоленщине.
В двадцати километрах от Гжатска (ныне Гагарин) советские войска несколько месяцев держали оборону деревни Баранцево. Немногие остались живы. В этих боях, 8 февраля 1942 года, во время первого большого наступления советских войск, красноармеец Николай Майоров погиб. Похоронен в братской могиле.
Семья у Николая была типичной и в то же время образцовой по тогдашним понятиям. Отец и мать – ивановские рабочие, старший брат Алексей – военный лётчик, которому он в 1939 году посветил замечательное стихотворение:

Ты каждый день уходишь в небо,
А здесь – дома, дороги, рвы,
Галдёж, истошный запах хлеба
Да посвист праздничной травы.
И как ни рвусь я в поднебесье,
Вдоль стен по комнате кружа,
Мне не подняться выше лестниц
И крыш восьмого этажа.
Земля, она всё это помнит,
И хоть заплачь, сойди с ума,
Она не пустит дальше комнат,
Как мать, ревнива и пряма.
Я за тобой закрою двери,
Взгляну на книги на столе,
Как женщине, останусь верен
Моей злопамятной земле.
И через тьму сплошных догадок
Дойду до истины с трудом,
Что мы должны сначала падать,
А высота придёт потом.
Нам ремесло далось не сразу –
Из тьмы неверья, немоты
Мы пробивались, как проказа,
К подножью нашей высоты.
Шли напролом, как входят в воду:
Жизнь не давалась, но её,
Коль не впрямую, так обходом
Мы всё же брали, как своё.
Куда ни глянь – сплошные травы,
Любая боль была горька.
Для нас, нескладных и упрямых,
Жизнь не имела потолка.
1939

У Николая Майорова, есть малоприметное стихотворение «Одесская лестница», из которого мы узнаем, что он мечтает увидеть город Сочи и Ташкент, Кавказ и Потёмкинскую лестницу в Одессе, которую он запомнил по фильму «Броненосец Потёмкин» и включил её в свои «семь чудес света», и мечтал её в предстоящей жизни увидеть воочию, чему не суждено было сбыться.

Есть дивные пейзажи и моря,
Цветут каштаны, выросли лимоны.
А между нами, впрочем, говоря,
Я не глотал ещё воды солёной.
Не видел пляжа в Сочи, не лежал
На пёстрой гальке в летнюю погоду,
Ещё ни разу я не провожал
В далёкий рейс морского парохода,
Не слышал песен грузчиков в порту.
Не подышал я воздухом нездешним,
Не посмотрел ни разу, как цветут
И зноем наливаются черешни.
Не восходил к вершине с ледорубом,
Не знал повадок горного орла.
Ещё мои мальчишеские губы
Пустыня древним зноем не сожгла.
Ташкента не узнал, не проезжал Кавказа,
Не шёл гулять с ребятами на мол.
Ещё одесской лестницей ни разу
Я к морю с чемоданом не сошёл.
Мне двадцать лет. А Родина такая,
Что в целых сто её не обойти.
Иди землёй, прохожих окликая,
Встречай босых рыбачек на пути,
Штурмуй ледник, броди в цветах по горло,
Ночуй в степи, не думай ни о чём,
Пока верёвкой грубой не растёрло
Твоё на славу сшитое плечо.
1939

В заключение надо сказать, что Николай Майоров ощущал себя большим поэтом, готовился стать профессионалом и бесспорно стал бы им, и страшился он не смерти, а того что она не даст развернуться ему, как поэту, в полную силу. И к великому несчастью для литературы оно подтвердилось, как раз для самых талантливых из поколения, их ранней гибелью на полях сражений Великой Отечественной войны, от смертельных ран под Нарвой и Новороссийской, в Сталинграде и на Смоленщине.

Решением исполкома Ивановского горсовета депутатов трудящихся от 11 декабря 1964 года №708 «Об увековечении памяти поэта Николая Майорова», 1-ая Авиационная улица, на которой жил поэт переименована в улицу Поэта Николая Майорова.
В литературном сквере установлен бюст поэта
.
Из поэтического наследия Николая Майорова

Идти сквозь вьюгу напролом.
Ползти ползком. Бежать вслепую.
Идти и падать. Бить челом.
И все ж любить её – такую!
Забыть про дом и сон,
Про то, что
Твоим обидам нет числа,
Что мимо утренняя почта
Чужое счастье пронесла.
Забыть последние потери.
Вокзальный свет,
Её «прости»
И кое-как до старой двери,
Почти не помня, добрести.
Войти, как новых драм зачатье.
Нащупать стены, холод плит.
Швырнуть пальто на выключатель,
Забыв, где вешалка висит.
И свет включить. И сдвинуть полог
Крамольной тьмы. Потом опять
Достать конверты с дальних полок,
По строчкам письма разбирать.
Искать слова, сверяя числа.
Не помнить снов. Хотя б крича,
Любой ценой дойти до смысла.
Понять и сызнова начать.

Не спать ночей, гнать тишину из комнат,
Сдвигать столы, последний взять редут,
И женщин тех, которые не помнят,
Обратно звать и знать, что не придут.
Не спать ночей, не досчитаться писем,
Не чтить посулов, доводов, похвал
И видеть те не снившиеся выси,
Которых прежде глаз не достигал, –
Найти вещей извечные основы,
Вдруг вспомнить жизнь. В лицо узнать её.
Прийти к тебе и, не сказав ни слова,
Уйти, забыть и возвратиться снова.
Моя любовь – могущество моё!
1939

Им не воздвигли мраморной плиты.
На бугорке, где гроб землёй накрыли,
Как ощущенье вечной высоты,
Пропеллер неисправный положили.

И надписи отгранивать им рано –
Ведь каждый, небо видевший, читал,
Когда слова высокого чекана
Пропеллер их на небе высекал.

И хоть рекорд достигнут ими не был,
Хотя мотор и сдал на полпути –
Остановись, взгляни прямее в небо
И надпись ту, как мужество, прочти.

О, если б все с такою жаждой жили!
Чтоб на могилу им взамен плиты
Как память ими взятой высоты
Их инструмент разбитый положили
И лишь потом поставили цветы.
1938

Есть жажда творчества,
Уменье созидать,
На камень камень класть,
Вести леса строений.
Не спать ночей, по суткам голодать,
Вставать до звёзд и падать на колени.
Остаться нищим и глухим навек,
Идти с собой, с своей эпохой вровень
И воду пить из тех целебных рек,
К которым прикоснулся сам Бетховен.
Брать в руки гипс, склоняться на подрамник,
Весь мир вместить в дыхание одно,
Одним мазком весь этот лес и камни
Живыми положить на полотно.
Не дописав,
Оставить кисти сыну,
Так передать цвета своей земли,
Чтоб век спустя всё так же мяли глину
И лучшего придумать не смогли.
А жизнь научит правде и терпенью,
Принудит жить, и прежде чем стареть,
Она заставит выжать все уменье,
Какое ты обязан был иметь
1940

Источник

Биография николая майорова кратко

Тайны поэта «с божьей искрой»

Я жил в углу. Я видел только впалость

отцовских щек. Должно быть, мало знал.

Но с детства мне уже казалось,

что этот мир неизмеримо мал.

Запомнил только: плыли облака

и пахло деревянным маслом

от желтого, как лето, косяка.

В его стихах нередки приметы родового плотницкого ремесла: «Ходят, стонут половицы… Вагон дрожал, как старая изба. » Даже свой стол в студенческом общежитии в Москве он воспринимает «по-плотницки»: «Пусть не широк он. В пятнах. Пусть./Но он стоит с таким упорством,/что забываешь сон и грусть/в уюте мизерном и черством. ».

Из воспоминаний Владилена Гутмана, который подростком жил на одной улице с Майоровым: «До войны эта улица называлась 1-й Авиационной, теперь она носит имя Николая Майорова. В доме Майоровых я бывал часто. Ребятня кишмя кишела во дворе или грелась на солнышке под тремя окнами их обитого тесом и свежеокрашенного дома. Старших, Ивана и Алексея, я знал мало, Николая видел чаще, а особенно был дружен с Александром и Виктором. Помню его (Николая) всегда шутливым, по-особому собранным. Был он русоволос, выше среднего роста. Запомнился его приезд домой на каникулы летом 1940 года. Я пришел тогда к братьям. Петр Максимович с Николаем сооружали для мальчишек нечто вроде самоката Потом мы с ребятами играли в футбол. Судил Николай. Хотя ему было уже девятнадцать, но он не чурался нас, 14-летних. »

В школе работали драматический кружок, литобъединение, которым руководила читель истории и литературы Вера Михайловна Медведева. Она первой подметила одаренность Майорова. Это ее в середине 30-х ученик Коля Майоров попросил высказать мнение о своих первых стихах.

11 марта 1961-го Вера Михайловна пришла на встречу памяти поэта. Старенькая учительница достала из сумочки несколько бережно хранимых тетрадей с его стихами и передала составителям сборника.

Не сохранились, естественно, сочинения и первые стихи Майорова. С этого начались утраты в его творчестве. Ведь пока всё, что известно, было создано им в школьные годы и в студенчестве.

«Он и тогда был уже поэт. »
Николай был одним из самых активных членов литкружка. Собирались после уроков в одном из классов. Электроосвещение сменяли свечи.

Стихи Майорова, признанного первым поэтом школы, сверстники переписывали, оформляли в виде небольших красочных брошюр, и они ходили по рукам из класса в класс. Оформлял их (стихи «Ваятель», «В Михайловском», «Пушкин») одноклассник, лучший художник школы Николай Шеберстов, ставший закадычным другом Майорова. Это ему посвящено стихотворение Майорова «Художник» (1937). Это ему мы обязаны первым портретом поэта, который, как отмечали многие, выражает характер Майорова, передает сходство даже точнее фотографий.

Сосед Майорова по школьной парте, Константин Титов, стал профессиональным актером. Играл в Рижском театре русской драмы, был удостоен звания заслуженного артиста Латвии. Ивановец Владимир Жуков стал поэтом, лауреатом Государственной премии имени Горького (1977).

Майоров, приезжая в Иваново на университетские каникулы, всегда появлялся в родной школе, общался с учениками и учителями, делился московсими впечатлениями, читал новые стихи, рассказывал о встречах с известными поэтами. В школьной стенгазете продолжали помещать его стихи.

Ивановская газета 18 января 2013

В чем сущность жизни. 8 февраля 1942 года погиб Николай Майоров

Известность пришла к нашему земляку уже после гибели. При жизни стихи Николая Майорова были напечатаны только в многотиражке Московского университета, где он учился. Там в сороковом году появилась его пророческая эпитафия поколению: «Мы были высоки, русоволосы. Вы в книгах прочитаете, как миф, о людях, что ушли не долюбив, не докурив последней папиросы». «Рабочий край» в публикации этого стихотворения молодому поэту в те годы отказал. Очевидно, пришло время исправлять ошибки…

Прошлой осенью нашей газете удалось установить истинное место захоронения Николая Майорова, остававшееся неизвестным почти семь десятилетий после войны, – Смоленская область, Гагаринский район, село Карманово.

К сожалению, сегодняшняя публикация может вместить меньше трети воспоминаний Ирины Пташниковой. Это действительно интересное повествование (ценное и для истории, и для литературы). Оно впитало в себя дух эпохи – даже лексику и произношение довоенной Москвы. В нем – добрая память об ивановце, погибшем за Родину, поэте Николае Майорове.

«…Наше знакомство с Николаем началось именно с поэзии. Я знала очень много стихов (и почти неизвестных в то время для нас Цветаеву и Ахматову) и многое наизусть ему рассказывала. А он мне в ответ читал свои стихи. И меня поразило, насколько у него они действительно настоящие (любил он это слово «настоящие»). Потом мы познакомились поближе – стали чаще бывать вместе. Все возвращения домой из читального зала были совместными. И он мне понемножку рассказал о себе.

Николай стал приглашать меня на занятия литературного кружка. Руководил им в то время орденоносец Долматовский. Приходила к нам (и мы гордились) Маргарита Алигер. Вот есть такая фотография – сделана перед войной, где-нибудь в сороковом году, на которой показано занятие этого кружка. Виден там Николай Майоров и его друг, наш сокурсник Немировский читает стихи.

На втором курсе Николай предложил выйти за него замуж. Я согласилась. Отношения у нас были идеальные. К тому времени относится стихотворение «Что значит любить?».

Идти сквозь вьюгу напролом.

Ползти ползком. Бежать вслепую.

Идти и падать. Бить челом.

И все ж любить ее – такую.

На лето Коля пригласил вместе с ним поехать в Иваново: познакомиться с родителями, а потом отдохнуть в Плесе. Но я уже зимой начала работать в Хоремзской экспедиции, в камеральной обработке. И рвалась поехать летом в экспедицию, в Кызылкум. У меня же детство прошло в Средней Азии. Там я и верхом впервые начала ездить. Там пески, Хорезм рядом. Романтика революционных лет. Поэтому я Коле отказала: «Да нет, я все-таки в экспедицию. Археология мне интереснее». Но, сами понимаете, самолюбие его задето, и появляется стихотворение «Тебе»:

Тебе, конечно, вспомнится несмелый

и мешковатый юноша, когда

ты надорвешь конверт армейский белый
с «осьмушкой» похоронного листа.
Он был хороший парень и товарищ,
такой наивный, с родинкой у рта.
Но в нем тебе не нравилась одна лишь
для женщины обидная черта:
он был поэт, хотя и малой силы,
но был,
любил
и за строкой спешил..
И как бы ты ни жгла и ни любила,-
так, как стихи, тебя он не любил.
И в самый крайний миг перед атакой,
самим собою жертвуя, любя,
он за четыре строчки Пастернака
в полубреду, но мог отдать тебя!
Земля не обернется мавзолеем.
Прости ему: бывают чудаки,
которые умрут, не пожалея,
за правоту прихлынувшей строки.

Я вернулась из экспедиции, и кто-то из ребят начал подшучивать, как, мол, он «за четыре строчки Пастернака мог отдать тебя». Я это стихотворение от Коли не слышала и на эту фразу обиделась. Но здесь, конечно, было недоразумение. Мы на эту тему с Николаем стали говорить, он что-то попробовал объяснить. Я разобиделась, повернулась и ушла. В то время мы были максималистами. Казалось, что главнее любви ничего не может быть. И я считаю, что это, в общем, было правильно. Да и он так считал. Это была просто бравада. И с его стороны, конечно, обоснованная. Потому что я, такая вот лихая, явилась из экспедиции. Статьи о раскопках вышли в нашей университетской многотиражке и в «Комсомольской правде». Сразу возрос интерес ко мне.

Это был конец третьего, начало четвертого курса – нашего с Николаем последнего, предвоенного курса. С Колей мы весь год после того стихотворения практически не общались. Но вот подходит декабрь сорокового. Как-то в общежитии мы с ним встретились – он снова попросил прощения: «Да не обижайся ты, давай вместе встретим Новый год». Я согласилась. Это должна была быть компания его друзей: его соклассники ивановцы Николай Шеберстов (стал потом известным художником) и Константин Титов (учился в Вахтанговском училище, впоследствии стал актером Рижского ТЮЗа). Это были очень веселые, хорошие ребята, ко мне относились замечательно.

И вот вечер 31-го. Вдруг приходит Коля и виновато как-то мне говорит: «Ты знаешь, я не могу пойти. Я получил телеграмму о том, что умер отец в Иванове». И он в ночь уезжает домой. Новый, 1941 год я встречала без него.

Потом, когда Николай вернулся, рассказывал: «Понимаешь, подхожу к дому ранним утром (поезд ночной был, наверное, кинешемский) и слышу, музыка играет. Что такое? Вхожу, все в порядке. Отец жив, здоров. Веселятся, Новый год». Что это такое было, я до сих пор не знаю – так мне толком никто не смог объяснить, каким образом смогли послать такую телеграмму. Но у меня закралось какое-то недоверие.

Мы к тому времени с Николаем уже дали слово пожениться. Фактически мы уже были с ним мужем и женой. Все об этом, в общем-то, знали. Это был четвертый курс. К этому времени почти все наши однокурсники нашли свою пару: переженились. А у меня вот такие сомнения. И вот идут январь, февраль 41-го года. Мы то миримся, то опять ссоримся. У меня в записях где-то есть: «Но разве так можно? Разве так суждено мне в любви?».

В первую же ночь, с 22 на 23 июня, была бомбежка. Правда, нам объявили, что это учебная тревога. Но осколки сыпались самые натуральные, самолеты летали, прожектора пересекали небо.

Буквально через 2-3 дня нам объявляют в университете, что все парни едут на спецзадание, а девушки – в кружок медсестер или в ополчение. И вот перед отправкой на спецзадание собрали наш курс на Красной Пресне. (Об этом есть в моих воспоминаниях). Ребята стояли лицом на запад. Был как раз закат – такое красное, заходящее солнце. И Коля смотрел на него широко распахнутыми глазами. И такое что-то сжалось у меня в сердце: что вот оно – конец. Объявили: «Разойтись, попрощаться». Мы бросились друг к другу: обнялись, крепко расцеловались… Больше мы не виделись.

Все мои друзья разъехались. Я осталась в Москве одна на курсах медсестер. О ребятах, которые на спецзадании, я ничего не знала. Потом в одном из писем Коля упрекнет: «Как же так. Все знали и приезжали, а ты не появилась». А я не знала просто, где они. Иначе бы, наверное, туда поскакала.

Николай отправляется на фронт в гвардейских частях. К этому времени уже был приказ Сталина, всех старшекурсников сохранить, не отправлять. Но вот так получилось. Он попадает в часть под Москвой как раз во время декабрьского наступления. И буквально в одном из первых боев погибает. Впоследствии я разыскивала. Нашла платежную ведомость от 8 декабря такой-то части 331 дивизии. Там значилась его фамилия, что-то ему надлежало. Он был заместителем политрука пулеметной роты. Коля погиб 8 февраля 1942 года. Впоследствии то место, где он погиб, назвали долиной смерти. «А жизнь останется навеки неповторенной, короткой как оборванная песнь». Еще мне хочется сказать о Николае, что у него было очень серьезное отношение к творчеству, он говорил:

Есть жажда творчества,
Уменье созидать,
На камень камень класть,
Вести леса строений,
Не спать ночей, по суткам голодать,
Нести всю тяжесть каждодневных бдений,
Остаться нищим и глухим навек,
Идти с собой, с своей эпохой вровень
И воду пить из тех целебных рек,
К которым приложился сам Бетховен;

И вот его же слова: «В чем сущность жизни? Сущность жизни вовсе не в соблазне, а в совершенстве форм ее». Если бы мы понимали, что такое соблазн и что такое совершенство форм. Я для себя представляю, что это – творчество. Это – делать что-то так, что лучше тебя делать никто не может.

Что я могу сказать в конце: Колина жизнь была очень короткой и очень яркой. Он был действительно талантливым поэтом. И по зрелости таланта литературоведы впоследствии сравнивали его даже с Лермонтовым, который погиб намного старше Коли Майорова. Коля погиб в неполных 23 года».

Вздох. Последняя фраза: «Ну вот и все». Камера приближает морщинистые руки. Под ними на столе две фотографии: с непропечатанным уголком – Николая Майорова и в овальной раме – Ирины Пташниковой.

Подготовил Николай Голубев, «Рабочий край»

Голубев Николай. «Как жил, кого любил, кому руки не подал…» // Литературная газета. 2014. № 20 (6463)

«. Дело в следующем, мною были написаны стихи, которые я и послал на рассмотр в редакцию журнала «Смена». От каковой получил только ответ на это – что поместить нельзя в журнале, а какие недостатки в стихе мне не указали, мне это очень важно, так как в дальнейшей работе, я бы с ними уже не встретился. Второе что меня интересует, или вернее сказать терзает – это выбор темы, что вас и прошу – дать несколько хороших тем. Ниже я привожу текст написанного мною стихотворения, на который я не получил требующегося мне ответа. Жду от вас пожеланий и помощи мне в этой трудной науке».
Не прошло и семи лет, как автор этой малограмотной открытки, мальчишка из рабочей ивановской семьи, стал любимым поэтом студенческих аудиторий Москвы. Эти «корявые» строчки Коля Майоров послал в Государственное издательство «Художественная литература» в 13 лет. О своём возрасте он, конечно, не сообщил. И потому литконсультант не сделал скидки в ответном письме: «На примере стихотворения «На рассвете» можно проследить, как поверхностны и незначительны ваши наблюдения. Ваши стихи – мёртвый пейзаж. Его трудно представить – он не нов, он не живёт в стихах. Вы просто-напросто подбирали слова, не заботясь о том, какую картину они рисуют. «Зашумел кустарник жёсткий, зашуршал овёс, незабудки голубые, лес проснулся» – всё это перепутано одно с другим (не удаётся установить, где что находится). Кроме этого, слишком примитивными эпитетами наделяете вы незабудки, кустарники и т.д. То, что паровоз чёрный, – все мы отлично знаем. И когда Асеев пишет: «Паровоз идёт по рельсам чёрным погорельцем», – он даёт новые краски, действующие, помогающие нашему восприятию движущегося паровоза. Бедность словаря, затасканный эпитет – ваша беда. Чем вызван ваш плач в конце стихотворения? Какой такой «юный голос» слышится в нём? Надуманно, нежизненно всё это».
В данном случае ответ издательства интереснее мальчишеского стихотворения про железную дорогу. Примечательно, что слабые начинающие поэты могли получить в то время (1933 г.) не формальную отписку, а какой-никакой разбор. Дальнейшая биография Майорова показывает, что это приносило свои плоды. Обратим только внимание на недоумение критика по поводу «плача в конце стихотворения» – не была ли взята уже тогда Майоровым характерная и судьбоносная лирическая нота?
Николай Майоров погиб в одном из своих первых боёв – 8 февраля 1942 года, в Гжатском (Гагаринском) районе Смоленской области. Только недавно удалось установить место его захоронения (см. Ивановскую обл. газету «Рабочий край» от 2.10.2010). Над братской могилой в селе Карманово стоит вылитый из бетона боец – в развевающейся плащ-палатке с горном у губ. Согласитесь, нетипичный мемориал – словно иллюстрация к майоровскому стихотворению (хотя скульптор точно не мог знать, кто лежит под его памятником).

Наиболее сильные строчки – в третьем, самом тонком, майоровском «томе». Здесь уже нет иллюстраций, на обложке просто написано: «18-я весна. Май 1937 года». На это время, видимо, приходится первая сильная влюблённость поэта. Образ девушки «с московской улицы» проявляется и в известных, ранее опубликованных стихах Майорова. А в найденной тетрадке ей посвящено, кажется, всё.
Вообще в жизни поэта, судя по всему, было две музы. Причём в его сердце места хватало двоим одновременно. И каждая абсолютно искренне считала, что стихотворение «Что значит любить?» (1939) посвящено только ей одной:
Идти сквозь вьюгу напролом,
Ползти ползком. Бежать вслепую.
Идти и падать. Бить челом.
И всё ж любить её – такую!
Любопытно сопоставить недавно опубликованные воспоминания возлюбленных поэта. «Она помнит голос и губы поэта» (альманах «Откровение» / публ. Н. Голубева. Иваново, 2011) – мемуары Ирины Пташниковой, однокурсницы и невесты Майорова, сделавшей много для сохранения о нём памяти. Ярка и её собственная биография. «Тайна поэта с «божьей искрой» (Ивановская газета, 16, 17, 18 января, 2013) – публикация В. Терентьева об ивановской подруге поэта. Исследователями (о ней писал и В. Сердюк), видимо, по просьбе героини, не разглашается её имя; воспоминания даются в пересказе – что снижает доверие к источнику. Не сохранилось документальных (кроме упоминаний в стихах) свидетельств этой связи. Но насколько всё это важно и нужно знать нам? Правда, Майоров сам призывает: «А как любили мы – спросите жён!» и предсказывает (удивительная всё-таки сила его пророчеств):
Как жил, кого любил, кому руки не подал,
С кем дружбу вёл и должен был кому –
Узнают все,
Раскроют все комоды,
Разложат дни твои по одному.
Помимо трёх школьных тетрадок в РГАЛИ хранятся и другие неизвестные документы, связанные с Н. Майоровым. Один из них – открытка в государственное издательство, которым открывается эта статья. А второй – личное дело студента Литературного института. Оно позволяет уточнить ряд биографических деталей, а главное – в нём хранятся стихи, которые Майоров представил на вступительный конкурс, – многие из них прежде не публиковались. Сначала кажется, что они написаны другим человеком – в глаза бросаются не только возросший поэтический уровень, но и новый почерк. Коренные изменения объясняются легко – это два университетских курса лекций сделали скромную каллиграфию школьника размашистой и крупной.
Всего в архиве хранится более 100 неизвестных прежде стихов Майорова. Не все они достойны публикации с чисто поэтической точки зрения, но все они важны в мемориальном и биографическом аспекте. Они позволяют понять, как мальчишка из фабричного города, сын дореволюционного батрака, превратился в классика военного поколения, прочувствовавшего Великую Отечественную за два года до её начала.

Голубев Н. «Мы любили жизнь, но вас мы любили больше». Найдена могила поэта Николая Майорова. О жизни, любви и творчестве ивановца погибшего на фронте// Ивановская областная газета «Рабочий край». 2 октября 2010.

Найдена могила поэта Николая Майорова. О жизни, любви и творчестве ивановца погибшего на фронте
«Никто не забыт, и ничто не забыто». Этот лозунг-клятву (ныне растрепанный, как железнодорожный матрац) придумала Ольга Берггольц, голос блокадного Ленинграда. Символично, что ее саму знают и помнят сегодня очень немногие. А для меня война начиналась именно с Берггольц. Хотя и до нее были десятки прочитанных в школе книг, выслушанных по телевизору и живьем историй. Но все это воспринималось мной- ребенком, не более чем приключенческая история. Книга Берггольц «Говорит Ленинград» это восприятие перевернуло – стала последним недостающим пазлом в огромной черной картине войны.
Поэт Николай Майоров погиб на Смоленщине в феврале 1942 года. Нельзя сказать, что он забыт своими земляками – ивановцами. Его именем названа улица в областном центре, где он жил. В литературном сквере стоит на облупившемся постаменте его бронзовый бюст. Каждый май во всех ивановских школах читают стихи поэта-фронтовика. Режиссер Регина Гринберг поставила поэтическое представление «Николай Майоров», удостоенное в 1975-м году всесоюзной премии Ленинского комсомола. Этот спектакль-портрет несколько лет с аншлагом шел на сцене ивановского молодежного театра, и сотни зрителей уходили после него с заплаканными глазами. Все вроде бы нормально – «никто не забыт, и ничто не забыто». Только вот за прошедшие после войны десятилетия никто из ивановцев так и не съездили на могилу Николая Майорова…
Почему я так решил? Дело в том, что в 1960-е прах красноармейца Николая Майорова из деревни Баранцево (указанной в похоронке) был перенесен в мемориальный комплекс села Карманова. И, наверное, если бы кто-то пытался отыскать могилу поэта, – о факте перезахоронения стало бы известно. Но, увы. До сих пор во всех справочниках и энциклопедиях, книгах и учебниках местом захоронения поэта числится деревня Баранцево Смоленской области.
Искать могилу Николая Майорова я поехал вовсе не из-за любви к его стихам (это не мой поэт), и вовсе не для того, чтобы потом морализировать – просто так сложились обстоятельства и мои обязательства. Но я рад, что могила Майорова найдена. И мне важно, не столько то, что найдена могила поэта, а то, что найдена могила ивановца. Могила моего сверстника, который старше меня всего на год. Николаю Майорову в последнюю его зиму 1942-го было всего 22 года.
«Пройдут века, и вам солгут портреты,

Где нашей жизни ход изображён».
Биография Майорова и его творческий путь подробно исследованы в книге Б. Куликова «Очерк жизни и творчества» (1971), и литературно осмыслены (и одновременно с тем несколько домыслены) в повести В. Сердюка «Выше смерти» (1990). При желании эти работы можно найти в ивановских библиотеках, поэтому я лишь пунктиром обозначу жизненный путь Николая Майорова.
Родился он в большой русской семье (историю которой должна была отразить поэма «Семья», не изданная и ныне потерянная, как большинство рукописей Майорова), в ней помимо Николая было еще четверо детей. И, так или иначе, всю эта семья прошла через войну. Отец сидел в немецком плену в Империалистическую. Николай Майоров и его брат Алексей погибли во вторую Мировую. Учился будущий поэт в десятилетней школе №33 города Иванова, сейчас в этом здании на улице Советская – школа № 26. Абсолютно случайно в краснокирпичном здании удалось найти старую черно-белую фотографию – на задней стороне выцветшими чернилами написано: «первый выпуск из десятилетки в 1937-м году» и перечислены фамилии. Это выпуск Николая Майорова. Правда, среди перечисленных – его нет, разобраться в лицах трудно. Зато абсолютно точно есть на этой фотографии Вера Михайловна Медведева – учительница Майорова, первая заметившая его талант и долго хранившая школьные четверостишья. (По большей части подражательные Кольцову и Есенину, хотя было в них и что-то свое, ивановское: « Прямо в небо/ Свои рога/Метят фабричные трубы»). А сфотографированы выпускники 37-го года не на фоне красного знамени или усов Сталина – а на фоне рукописной газеты, которую редактировал Майоров, а оформлял Николай Шебестов, один из его лучших друзей, ставший впоследствии профессиональным художником (наша статья открывается портретом Майорова руки Шебестова, из собрания литературного музея ИвГУ). После школы Николай Майоров поступил на истфак МГУ и там стал активно заниматься поэзией: посещал семинары П. Антокольского в Литинституте, печатался в университетской многотиражке. Тогда он наконец-то увлекся Маяковским. А еще тогда появилась любимая девушка…

Имя Ирины Пташниковой ивановцам должно быть знакомо. Военные письма Майорова к ней (с трогательным обращением Ярынка) стали кульминацией и поэтического спектакля, и всех книг о поэте. «А верстовые столбы – без конца. Идешь-идешь, думаешь-думаешь, и опять ты где-нибудь выплывешь, и все-сызнова. Курю. Думаю. Ругаю. Всех. Себя. Тяжело идти, но я, дай бог, более или менее вынослив… Сплю на шинели, шинелью покрываюсь, в голове – тоже шинель. Не подумай, что их – три шинели. Все это случается с одной шинелью» (Из письма от 8 ноября 1941 года).

Ирина Пташникова умерла в Ташкенте в 2001 году. В истории она осталась не только как возлюбленная Николая Майорова (хотя от этого звания никогда не отказывалась), но и как автор приключенческой книги «Рождение мечты» (в соавторстве с Н.Горбуновой – М., 1961) о своих путешествиях в пустыне Кара-Кум. Жизнь Ирины Пташниковой сложилась успешно. Она родила троих детей, счастливо жила в браке. Пользовалась уважением ташкентцев (признававших ее настоящим русским интеллигентом). Она хорошо была известна в среде альпинистов, археологов и туристов всего союза.
Многое Пташникова сделала и для того, чтобы сохранить память о Николае Майорове. Приезжала она и в музей «Строка, оборванная пулей» при Дмитровском рыбопромышленном колледже.

Мы видели, как женщины глядели
На нашего шального трубача.
А он трубил…

… На высоком берегу Яузы в 40 километрах от Гагарина, и в 30 километрах от деревни Баранцево стоит село Карманово. Название у него говорящее – близлежащий район действительно географический «карман» на границе Московской, Тверской и Смоленской областей. Этот «карман» стал отличным плацдармом для фашистского наступления сразу по трем направлениям. Враг крепко стоял здесь, заняв стратегическую позицию, с августа 41-го до августа 42-го.

Внизу быстро течет река, желтеют поля, в умирающем ковыле пасется одинокая лошадь. На верху живут несколько тысяч человек, работает большая школа, несколько магазинов. У обрыва, над рекой стоит недавно построенная церковь. Ее настоятель – отец Дмитрий всего на несколько лет старше нас с Майоровым. Именно он «выложил» в Интернете (karmanovo-hram.ru) к 9 мая фотографии местного мемориала с именами погибших. Так нам и удалось найти место упокоения Николая Майорова: на одной из сфотографированных плит стоит его имя. Стоит среди восьми тысяч других имен красноармейцев, захороненных здесь.

На Кармановский мемориал приезжают почти каждый день. Едут из Москвы, с Алтая (302 стрелковая дивизия, которая воевала здесь, и в которой служил Майоров, формировалась изначально в Сибири) – поэтому отец Дмитрий спокойно воспринял и мой звонок, и мой приезд. «Разные люди приезжают. И молодые, и старые. В мае была старушка из Твери. Лет восемьдесят. У нее здесь толи дед, толи брат похоронен. Она об этом месте всегда знала, но собралась только сейчас – «чувствую, что не долго осталось мне, вот и приехала». Приехала на такси, потратив три свои ежемесячные пенсии – несколько лет копила понемногу. Долго сидела на мемориале, а потом медленно доковыляла до церкви, поставила свечку и уехала, как сама сказала, умирать со спокойным сердцем».

Нам не дано спокойно сгнить в могиле –
лежим навытяжку и, приоткрыв гробы,
мы слышим гром предутренней пальбы,
призыв охрипшей полковой трубы
с больших дорог, которыми ходили…

Но теперь стихи Майорова зазвучат в Карманове. Я уверен в этом, потому что видел, как загорелись глаза здешних учителей, потому что видел, как школьники после учебы убирают мемориал (и это притом, что о моем приезде в школе не знали). Да и еще одна немаловажная деталь: братские захоронения последних лет украшены по углам дырявыми от ржавчины и пуль солдатскими касками. Они не привинчены, не зафиксированы – но ни кому даже в голову не приходит унести их, или переложить. Карманово помнит войну…

Он был поэт, хотя и малой силы,
но был,
любил,
и за строкой спешил.

Источник