биография писателя виктора некрасова
Виктор Некрасов
Биография
Виктор Некрасов, объединивший в первом своем произведении традиции «Севастопольских рассказов» Льва Толстого со стилистикой Эриха Ремарка, ввел окопную правду в советскую литературу. Прозаика можно назвать декабристом 20 века: героически сражавшийся за родину и обласканный властями писатель ценил дружбу и нравственность выше материальных благ и привилегий. Дворянин по рождению успел побывать и сталинским лауреатом, и сотрудником радио «Свобода», лишенным советского гражданства.
Детство и юность
Будущий литератор появился на свет в Киеве, за 2 месяца до исторического визита в «мать русских городов» императора Николая II. Отец мальчика, Платон Феодосиевич Некрасов, не имел родственных связей с поэтом Николаем Некрасовым, автором произведения «Кому на Руси жить хорошо», зато мать Зинаида Николаевна приходилась дальней родственницей Анне Ахматовой.
Вскоре после рождения Виктора родители расстались, и мальчик 3 года провел во французской языковой среде – сначала в Швейцарии, а затем в Париже, где Зинаида обучалась на медика и дружила с семьей Анатолия Луначарского.
В 1915 году Некрасовы вернулись в Киев, но пообщаться с отцом Вите не удалось – в 1917-м Платон Феодосиевич скоропостижно скончался. Через 2 года трагически погиб старший брат будущего писателя Коля – юношу, говорившего исключительно по-французски, патруль принял за шпиона, запорол шомполами и выбросил тело в Днепр.
Виктор получил сугубо женское воспитание – его растили бабушка, мама и тетя Софья Николаевна. На фотографиях маленький Некрасов запечатлен в девичьих платьях и с длинными волосами. С подачи старших родственниц Виктор всю жизнь именовал себя не Витя или Витек, а Вика.
Виктор Некрасов в киевской квартире / Виктор Кондырев, Википедия
Некрасов рос милым и послушным ребенком. Кроме школы, дополнительно занимался языками Мольера и Шекспира. Парень стремился реализовать разнообразные таланты, воплотить в жизнь не только свои мечты, но и надежды, возлагавшиеся на погибшего брата. После школы одновременно обучался в архитектурном и театральном институтах, занимался в литературной студии.
Как архитектор Некрасов участвовал в возведении Киевского вокзала и строительстве лестницы на Аскольдовой могиле. Как актер с передвижным театром выступал на Дальнем Востоке, на берегах Вятки и Дона. Биография Виктора круто изменилась с началом войны: Некрасов добровольцем ушел на фронт, в качестве сапера прошел от Сталинграда до Польши, был дважды ранен, награжден орденами и медалями. На передовой вступил в ВКП(б). С войны Виктор Некрасов, по воспоминаниям тети, вернулся погрубевшим, с испортившимися манерами.
Творчество
Раненая на фронте правая рука заживала плохо. Для восстановления моторики врач посоветовал Некрасову ежедневно помногу писать, и Виктор Платонович занялся созданием главного произведения жизни – книги «На краю земли», впоследствии преобразованной в повесть «В окопах Сталинграда».
Создавалась книга при свете керосиновой лампы, и на керосин начинающий писатель тратил 400 руб. в месяц, а военная пенсия составляла всего 500. Усилия и средства окупились сторицей. Произведение, положившее начало «лейтенантской прозе», опубликовал журнал «Знамя», а автор по личному распоряжению вождя всех народов вошел в число лауреатов Сталинской премии.
Воспоминания о ранении верхней конечности помогли Некрасову в 1950 году правдоподобно описать аналогичную контузию в рассказе «Сенька», повествующем о преображении юного самострела в мужественного воина. В произведении «В родном городе» писатель рассказал о непростом возвращении бывших фронтовиков к мирной жизни.
Виктор Некрасов и Булат Окуджава / Виктор Кондырев, Википедия
Творчество Виктора Платоновича не ограничивалось только художественной литературой. Прозаик доказал, что дом номер 13 на Андреевском спуске – это именно то здание, в котором жил Михаил Булгаков. С легкой руки Некрасова трехэтажное строение киевляне стали называть «Домом Турбиных». Исторические заметки Виктора Платоновича о столице Украины легли в основу цикла «Городские прогулки».
Особые отношения складывались у писателя с кинематографом. Через 10 лет после первой публикации повести, сделавшей Некрасова знаменитым, произведение экранизировали: вышел фильм «Солдаты» – одна из первых картин с участием Иннокентия Смоктуновского. Еще через 2 года режиссер Владимир Венгеров по мотивам повести Виктора Платоновича «В родном городе» снял картину «Город зажигает огни». В ленте молодая актриса Алиса Фрейндлих впервые сыграла не эпизодическую, а полноценную роль.
Василий Аксенов и Виктор Некрасов / Виктор Кондырев, Википедия
В 1960 году прозаик срежиссировал любительский фильм «Паола и роман», в котором сыграл главную мужскую роль. По сценариям Некрасова сняты документальные картины «Неизвестному солдату», «Сын солдата», «Жил человек», «И снова белый цвет каштанов», «Продавец игрушек». Режиссер Илья Гутман на основе книг Виктора Платоновича выпустил ленты «38 минут в Италии» и «Обычная жизнь Буэнос-Айреса».
Эмиграция
Писатель, благополучно переживший сталинскую эпоху, неожиданно начал подвергаться гонениям при Никите Хрущеве. Властям не нравились то рецензия Некрасова на фильм Марлена Хуциева «Застава Ильича», то очерки, написанные прозаиком по итогам зарубежной поездки. Виктор Платонович вместо гневного обличения пороков капитализма опубликовал лирические заметки, в которых сочувствие простым людям сочеталось с мягкой иронией и восторженным описанием красот Парижа.
Николай Стариков
политик, писатель, общественный деятель
Жизнь и судьба Виктора Некрасова
Жизнь и судьба Виктора Некрасова
Виктор Некрасов умер в Париже, в 1987-м. Странный способ начинать разговор о писателе, наверное. Вдвойне странно, если учесть, что повод для разговора — что-то вроде юбилея. Родился он в июне 1911-го, теперь вот 110 лет со дня рождения.
Но для любого читателя разговор о писателе — это ведь разговор о себе. Любовь с писателем по-настоящему случается, если он тебе что-то может о тебе рассказать, помимо, разумеется, собственной воли. У критиков по-другому, я слышал, но я-то не критик. Я как раз читатель. Да, кстати, извинюсь заранее, я не критик. Дальше будет лирика.
Мой Некрасов — как раз из конца восьмидесятых. Рассказ о любви должен начинаться с описания первой встречи, правда? Но тут придется ещё и про эпоху кое-что, не все ведь помнят, не всех задело, да и потом слишком много случилось всего, чтобы держать то время в памяти.
Про последние годы Союза пишут разное. Я вот напишу, что мне повезло. Момент, в который я начал читать — как бы это сказать? — не по-детски, всерьез, по-настоящему, оказался ещё и моментом, когда страну накрыло валом недоступных ранее книг. Буран такой из книг. Снегопад из книг. Завалы из книг.
И казалось, что зачем-то надо разобрать эти завалы, зачем-то надо прочесть все, что не издавали и запрещали, а теперь разрешили и начали издавать. Наверное, чтобы вернуть украденное у предшественников время, как-то так (цель утопическая, да, но в четырнадцать лет так не думаешь). Ну вот я и взялся читать.
Я был дик, разумеется, что отчасти оправдывалось возрастом, я не знал, как в этом книжном море ориентироваться, и я выбрал себе простые ориентиры: я решил, что все, запрещавшееся в СССР, все, что не публиковалось вовсе или публиковалось за границей, достойно моего внимания. А все, что разрешалось, — недостойно.
Я до сих пор не уверен, что это совсем уж плохой критерий.
Некрасов. Белая такая книжка, серые буквы названия. «В окопах Сталинграда». Война как тема не особенно меня увлекала, но где-то я что-то успел прочесть. Эмигрант. Значит, надо брать.
Обложка первого издания «В окопах Сталинграда», 1947
Я начал с предисловия и расстроился — Сталинская премия второй степени, громадные тиражи в Союзе… Подсунули, в общем, какое-то барахло. Но раз уж уплачено… Страница, ещё страница, — и все, и нет никаких вопросов, никаких ненужных мыслей, есть только Юрий Керженцев, лейтенант-сапер, выживающий в нечеловеческом мире великой войны. Есть только эти слова. Совсем, кстати, простые слова.
Так вот и случилась любовь, и начали вырастать на полках другие его книжки, и главное — так моя любовь никуда и не делась. Все проходит, знаете, иных кумиров начинаешь стесняться. С Некрасовым не то.
Киевлянин, из дворян (так себе пункт для советской анкеты), счастливо переживший революцию и все, что было после. Семью, конечно, задело — старшего брата в 1919-м засекли шомполами в Миргороде патрульные красноармейцы, приняв за иностранного шпиона: брат по-французски говорил лучше, чем по-русски. Старшего убили, а младший выжил, вжился в новую жизнь, учился на архитектурном факультете Киевского университета, начал работать. Даже тридцать седьмой прошел мимо: «Вот тут могло кое-что случиться. Но не случилось. А очень и очень могло», — напишет потом Некрасов. И объяснит: семью не тронули, потому что соседи оказались приличными людьми. Не доносили. Бывало и такое.
Писать пробовал ещё до войны, занимался на литературных курсах. Но писателем его сделала все-таки война. На фронте — с сорок первого, причем пришлось потрудиться, чтобы туда попасть. Хотел попасть. Лейтенант, полковой инженер, заместитель командира саперного батальона. Харьков, Сталинград, далее — почти везде, в 1943-м первое ранение, в 1944-м — второе, тяжелое, госпиталь, инвалидность, конец военной карьеры… Но еще до того — орден Красной звезды. Свою войну Некрасов закончил капитаном.
Работал после войны в одной из киевских газет и почти сразу начал писать повесть о пережитом — «На краю земли». В 46-м книга вышла в «Знамени», но под другим названием — «В окопах Сталинграда». Казенные критики приняли без восторга — непривычная вещь. Но повезло. Началась сказка про лучшего друга писателей, которую не раз мы читывали. Повесть прочел Сталин, и Сталину повесть понравилась. Сталинская премия, экранизация, прямая дорога к успеху — финансовому в том числе. Некрасов стал звездой. Попал если и не в число главных советских писателей, то уж точно — в число заметных. И продолжил работать, писал вполне хорошие книги. Печатали все. Многое — в «Новом мире», сначала Симонов, затем — Твардовский. Квартира, дача, загранкомандировки. Предел мечтаний для советского интеллигента.
Можно было бы и доживать спокойно, идти от награды к награде, но не сложилось. В 1959-м Некрасов опубликовал статью, в которой выступил против открытия парка в Бабьем Яру, там, где фашисты убивали евреев. Настаивал — надо поставить памятник. Оттепель, такое ещё возможно. Хотя Хрущев, говорят, взбесился.
В 1966-м выступил на митинге в память о расстрелянных там. На несанкционированном, естественно. А так уже нельзя, кончилась оттепель, да он еще и письмо Брежневу подписал. Требовал остановить реабилитацию сталинизма. В общем, из героя-фронтовика превратился в «организатора массовых сионистских сборищ».
Виктор Некрасов на похоронах Анны Ахматовой, 10 марта 1966 г. Фотография Валентина Брязгина.
Познакомился с КГБ, узнал, что такое обыски и что такое допросы. Но при этом его все-таки не добивали. Печатать прекратили только в 1971-м. В 1974-м выпустили за границу — после письма Брежневу, где Некрасов прямо изложил свои обиды на режим. Просился на два года, визу получил на 90 дней, остался навсегда.
Все получилось — встречи и дружба с лучшими эмигрантскими писателями, работа в «Континенте», новые книги. Жил под Парижем, умер от рака легких в 1987-м. Впрочем, про это уже было.
Такая вот жизнь. Такая вот судьба.
Что же там было, в первой его книге? Ни пафоса, ни надрыва, рассказ от первого лица, герой — лейтенант-сапер (понятно, что от автобиографических черт никуда не деться, да и зачем), вместо сюжета — передвижения живого человека, обусловленные длящейся вокруг пляской смерти. Рядом с героем — офицеры-кадровики, простые и веселые грубияны, умеющие легко умирать, солдаты, которые тоже эту науку знают, и вчерашние штатские, такие же, как он, которые оказались вдруг воинами. А, да, ещё штабной, законченный мерзавец.
Ритм — скачущий, как дыхание человека, вокруг которого идет война. Вот — несколько мирных дней в Сталинграде, который ещё только готовится стать местом главной битвы в истории человечества. И тут спокойно все, даже как-то расслабленно. А вот — окопный ад, и речь становится дерганой, как разрыв снаряда. Язык нарочито простой, заявка — на фиксирование реальности, без попытки выйти в сторону решения каких-нибудь там мировых проблем.
И в итоге — невероятно достоверная картина войны. Минимум средств — и максимальный по мощи эффект. То, что потом — именно с оглядкой на Некрасова — назовут «лейтенантской прозой». Все остальные были после, и были от него в явной или неявной зависимости. У всех — повесть как главная форма, у всех — взгляд на войну через «я» повествователя, у всех — отказ от сложного сюжета и стремление выдать подобие дневника.
Надо думать, это и смутило советских критиков — где героизм? Где несгибаемое мужество советских людей? Где переделанные в прозу газетные передовицы? Разве так должен описываться немеркнущий подвиг советского народа под руководством величайшего из вождей?
Вождю, правда, понравилось, как отмечено где-то выше.
Уйти от сравнений с Гроссманом не получится. Оба видели Сталинград своими глазами, оба описали увиденное, но Гроссман делал эпопею — с явными отсылками к традициям великой русской, не без подмигивания Толстому, с философскими отступлениями, с очевидным стремлением задевающие целое человечество проблемы если уж не решить, то хотя бы подступиться к ним.
У Гроссмана — вопросы вселенского масштаба, у Некрасова — чуть растерянный человек, которого бросило в самую гущу самой жестокой войны в истории. Гроссман осмысляет, Некрасов — смотрит, оставляя право осмыслять читателю. Если появится такое желание, конечно. За его текстом — тоже, разумеется, история страны и мысли, которыми воюющие жители страны переболели. Но не в виде размышлений всесильного демиурга-автора. У него такого автора нет. Его рассказчик — не всесильный. Такой же хрупкий, как и все. Как люди. Люди вообще порода очень непрочная, их довольно легко убивать.
От сравнений не уйти, а сравнивать бесполезно: оба лучше. Но позволю себе все-таки одно замечание. Миллион, наверное, статей написано про то, как нынешнее наше государство превращает память о войне в лакированный полурелигиозный культ. Но ведь правда — превращает. И пытается мертвых той войны снова призвать — на новую, «гибридную», или как там ее называют.
Гроссмана тоже призвали. Правда, в самом начале славных дел, в 2012-м, когда на одном из государственных телеканалов вышел сериал по «Жизни и судьбе». Сейчас бы, наверное, и он не пригодился. Перед стартом Елена Ямпольская (теперь она в Думе, главная по культуре, а тогда боролась за духовность в газете «Культура») взяла интервью у автора сценария — Эдуарда Володарского.
Собеседники порассуждали о величии Сталина, а потом Ямпольская сказала: «По моим субъективным впечатлениям, книга Гроссмана гнилая. Причем эта гнилость очень умело вплетена в ткань повествования. Как вам удалось обойти эти места?» Володарский ответил просто: «А я их выкинул».
В общем, Гроссман сгодился для нового культа только в изувеченном виде. А вот Некрасов — не сгодился никак. Не призывают его на новую войну. Слишком прост. И слишком много ужаса из этой простоты растет.
В.П. Некрасов, 12 сентября 1974 г., Киев
Перестать говорить о любви тяжело. И чтобы самого себя хоть как-то остановить, закончу цитатой. Это «Саперлипопет», предпоследняя, кажется, из вышедших книг. Что за странное слово в названии? А вы почитайте. Автор сам ищет ответ, мешая воспоминания с анекдотами, плетет из истории России что-то такое, знаете, вроде изящного половичка.
При всей — даже чуть показной иногда — простоте языка, он очень тонкий стилист, между прочим. Это такая непростая простота. Но все, все, умолкаю, цитата:
«Вы здесь совсем недавно, дорогой Виктор Платонович, но, вероятно, обратили все же внимание на обилие лозунгов „Партия и народ едины». Почему-то над всеми въездами в туннели висят. Многие смеются над ними. А я не смеюсь. И вы не смейтесь. Да-да, едины! Притерлись друг к другу, ненавидят, острой ненавистью ненавидят, те этих, эти тех, но на данном этапе, как говорится, прожить друг без друга не могут. На черта колхознику или рабочему хваленая эта демократия, свобода? Да он не знает, с чем ее едят. А тут все знает. Где и как толь достать и что принести секретарю райкома, чтоб полуторку на сутки выдурить, а хапуге начальнику милиции, чтоб наскандалившего спьяну пацана твоего освободил. А Партия — та самая, с большой буквы, честь и совесть народа, знает, что как платят, так и работают. Ну и пусть воруют, только не зарываются. Едины, едины…»
Не хотел я в политику, а все же — понимаете теперь, почему на новую войну Виктора Платоновича Некрасова начальники не призывают? Чужой он им. А нам свой.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
Солдат, писатель и диссидент Виктор Некрасов
Виктор Платонович Некрасов – фигура, удивительная и значимая в русской литературе. Его первое произведение сразу же получило огромную популярность и одобрение Сталина. Однако спустя три десятилетия писатель оказался в эмиграции и уже больше не вернулся на Родину.
Детские и юношеские годы
Виктор Некрасов, биография которого приводится в статье, родился в 1911 году в Киеве. Но детство его прошло в Швейцарии и Франции, где сначала училась в медицинском, а потом работала Зинаида Николаевна, мать писателя. Платон Федосеевич, отец, являлся служащим банка. Вскоре после возвращения на Родину (1915), произошел революционный переворот. Он принес в семью Некрасовых несчастье: в 17-м умер отец, а через год петлюровцы запороли до смерти старшего брата Виктора. Какое-то время мать боялась выходить на улицу, но все обошлось. Не тронули семью и в тридцатые, когда были арестованы многие из их знакомых. Возможно, это связано с тем, что Зинаида Николаевна лечила сотрудников НКВД, живших в одном с ними доме.
Виктор Платонович Некрасов очень любил Киев, особенно его архитектуру. Это было не просто увлечение. В 30-м году он поступает в строительный институт и учится у известного в стране и за рубежом И. Каракиса. Однако диплома по специальности архитектора Некрасов не получил. Руководству института не понравился его проект, разработанный в 36-м году на основе идей конструктивиста Ле Корбюзье.
Не меньше интересовали юношу театр и литература – еще в школе он с товарищами издавал журнал «Зуав». Виктор Некрасов, биография которого в дальнейшем будет связана с этим его увлечением, в 37-м окончил театральную студию. Не став архитектором, он поступил в труппу в Кривом Роге. Затем, вплоть до начала войны, переходил из одного театра в другой. Актер, художник, постановщик, помощник архитектора – это то, чем он занимался в течение четырех лет.
Повесть «В окопах Сталинграда» (1946) стала далеко не первым произведением о войне. Однако недавние события были показаны настолько правдоподобно, что вызвали шок у многих читателей. Ее основу составило все то, что испытал и пережил сам Виктор Некрасов. Биография главного героя была знакома тысячам вчерашних воинов: отступление от западных границ до самой Волги, жестокие бои за Мамаев курган, массовая гибель товарищей, разочарования и надежды на то, что жертвы не напрасны. В 47-м Некрасов, еще год назад никому не известный, получил Сталинскую премию. Хотя за день до награждения Фадеев вычеркнул произведение из списка. Не трудно представить, благодаря кому оно появилось в нем вновь уже к утру.
Нужно сказать, что большую часть премии Некрасов отдал на приобретение инвалидных кресел фронтовикам. Впоследствии Виктор Некрасов, биография которого тому доказательство, никогда не нарушал принципы справедливости и гуманности. В 60-м он выступил против возведения стадиона рядом с местом Бабий Яр, за что его объявили сионистом. История получила продолжение через шесть лет в связи с речью на митинге, посвященной очередной годовщине расстрела евреев. В 62-м, после поездки в Европу, он поделился впечатлениями в очерках. Это стало началом гонений. Его произведения («В родном городе», «Сенька» и др.) ждали нападки критиков, и они не доходили до массового читателя.
В 74-м на квартире писателя произвели обыск. Еще до этого писатель выступил в поддержку тех, кого преследовали за инакомыслие. Результат – исключение из партии, так как его мнение не совпадало с общепринятым. Теперь же последовали допросы, прослушка телефона. Лишили всех наград, в том числе боевых. Исключили из Союза писателей. Вскоре Виктор Некрасов, творчество которого окончательно оказалось под запретом, обратился к правительству с просьбой дать разрешение на выезд в Швейцарию. С сентября началась эмиграция писателя. Сначала он гостил у родственников, потом перебрался во Францию, где умер в 1987 году. Здесь он был главным редактором журнала «Континент», работал на радио.
А эту очень интересную заметку о Викторе Некрасове я нашел в газете «ФАКТЫ»
Будущий автор «В окопах Сталинграда» до войны в литературном творчестве замечен не был. Закончив в Киеве строительный институт и театральную студию при театре русской драмы, работал архитектором, актером, театральным художником в разных городах.
А в августе 41-го ушел на фронт. С войны он, инженер-сапер, вернулся в звании капитана, двумя тяжелейшими ранениями, партбилетом (в партию вступил в Сталинграде), медалью «За отвагу», орденом Красной Звезды и… с рукописью книги «В окопах Сталинграда».
В один из дней 1947 года Некрасов проснулся знаменитым. Накануне кандидатуру автора книги «В окопах Сталинграда», где не было ни слова о партии и лишь три строчки о Сталине, председатель комитета по Сталинским премиям Фадеев вычеркнул из списка. А наутро Некрасов увидел себя в числе лауреатов. Невероятно, но эта удивительно честная, талантливая книга, начинавшаяся словами «Приказ об отступлении приходит совершенно неожиданно» (так о войне еще никто не писал) получила «одобрям-с» наверху. Многие полагают, что это был просто каприз Сталина. Но, так или иначе, Некрасов в одночасье стал живым классиком. «В окопах… » переиздавалась тиражом в несколько миллионов экземпляров, была переведена на 36 языков. По повести на Ленинградской киностудии был снят фильм «Солдаты».
Если уж в Москве кричат, то в Киеве обязаны три шкуры спустить. В лекционный зал Октябрьского дворца культуры срочно созвали украинских писателей. К счастью, в Украине живы еще те люди, кто помнит судилище.
Подпись Некрасова стояла под петицией о нарушениях прав человека в УССР и книгой Вячеслава Чорновола «Лихо з розуму» (присланных в 1968 году в Международную Ассамблею ООН). И под письмом в защиту преследуемых украинских диссидентов (письмо было адресовано Брежневу, Подгорному и Косыгину) тоже стояла его фамилия.
Увы, чарка… Слишком много желающих было угостить Виктора «100 граммами», а главное, почти невозможно было вытерпеть этот циничный мир без «расслабляющего» средства… Но он был человеком очень трезвым, очень ясным в своих взглядах. Его капитан Керженцев из «В окопах Сталинграда»- это, по сути, сам Некрасов.
Вот только один эпизод по поводу киевской «фронтовой дружбы», которым поделился с «ФАКТАМИ» писатель-шестидесятник Микола Холодный:
Кстати, у Миколы Холодного хранятся письма бывшего связного Некрасова в войну Михаила Волегова (в повести он назван Валегой). «Валега» разыскал своего бывшего командира в Киеве через… милицию. Некрасов потом побывал в гостях у Волегова. Ловили рыбу в озере, варили сибирские пельмени (все было, как мечтали в повести Керженцев и Валега!). «В 1987 году из журнала «Огонек» я узнал, что Виктор Платонович умер. Перед Днем Победы ко мне приезжали с телевидения… Очень много расспрашивали о Некрасове. Что говорить, если сгубили человека… » И еще одна строчка из письма: «Виктору Платоновичу надо не мемориальную доску, а памятник поставить».
«И вот я стою на том месте, где в сентябре сорок первого зверски было уничтожено сто тысяч советских людей, стою над Бабьим Яром. Тишина. Пустота. По ту сторону оврага строятся какие-то дома. на дне оврага вода. Откуда она. По склону оврага, продираясь сквозь кусты, поднимаются старик и старуха. Что они здесь делают? У них погиб здесь сын. Они пришли к нему… У меня тоже погиб здесь друг. В Киеве нет человека, у которого бы здесь, в Бабьем Яру, не покоился бы (нет, тут другое слово нужно) отец или сын, родственник, знакомый…
Когда человек умирает, его хоронят, а на могиле его ставят памятник. Неужели же этой дани не заслужили 195 тысяч человек, зверски расстрелянных в Бабьем Яру, на Сырце, в Дарнице, в Кирилловской больнице, в Лавре, на Лукьяновском кладбище?»
С этого дня началось новое персональное дело Некрасова. Его обвинили в том, что он «организовал массовое сионистское сборище». Все опаснее становилось бывать в квартире N10 по улице Крещатик,15 (позже за знакомство с Виктором Некрасовым будут исключать из партии и увольнять с работы). Но студент киевского медицинского института, будущий правозащитник Семен Глузман не только не боялся этих встреч, а ждал их с нетерпением.
Когда я подготовил независимую психиатрическую экспертизу генерала Григоренко, Виктор Платонович купил билеты в Москву и повез эту работу Андрею Дмитриевичу Сахарову. В ноябре 71-го Сахаров вместе с Еленой Боннэр приехали в Киев. Они остановились в доме у Некрасова и попросили встречи со мной. Думаю, это не прибавило симпатии к Некрасову со стороны украинского КГБ…
В мае 73-го Некрасова исключили из партии (до этого ограничивались выговорами и публично-показательным их снятием). А 17 января 1974 года в его квартире провели 42-часовой (!) обыск. Конфисковали вещи, книги, черновики. Унизительным обыскам подверглись все знакомые, посетившие в тот день писателя. Последующие шесть дней Некрасова непрерывно допрашивали сотрудники КГБ. Он отправил письмо на имя Брежнева: «Терпеть оскорблений более не могу. Я вынужден решиться на шаг, на который никогда бы ни при каких условиях не решился бы. Я хочу получить разрешение на выезд из страны сроком на два года».
Виктор Платонович спросил, какую технику и снаряжение мы использовали, и посетовал, что она практически не изменилась со времен Сталинградской битвы. Помню, еще он тогда живо интересовался судьбой крымских татар. По моему глубокому убеждению, абсолютно справедливо Вячеслав Чорновил назвал Некрасова «украинским Сахаровым». Знаете ли вы хоть одного киевлянина, с которым бы встречались сразу три нобелевских лауреата? А с Некрасовым встречались Джон Стейнбек, Александр Солженицын и Андрей Сахаров!
Вот около 10 лет инвалид по зрению, но зрячий душевно, Борис Михайлович обращается во всевозможные инстанции с предложением увековечить память Виктора Некрасова, назвав его именем одну из киевских улиц. Его уже поддержали Иван Дзюба, Лесь Танюк, Юрий Мушкетик, группа народных депутатов, землячества Ивано-Франковской и Черновицкой областей, общество «Просвiта», средства массовой информации, общественность.
Но ответ на обращения один: в Киеве уже есть улица Некрасовская, и нельзя вносить путаницу. А предложение назвать именем Некрасова переулок, проспект, площадь остается пока, к сожалению, без ответа.