биография волошина в крыму
Личности и Крым. Максимилиан Волошин в Крыму
Максимилиан Александрович Волошин, русский поэт и художник, переводчик и искусствовед, поселился в Крыму в 1903 году, в возрасте 26 лет. На участке земли возле моря он выстроил дом, на втором этаже которого обустроил мастерскую, посадил деревья. Коктебель не сразу пришелся Волошину по душе, много лет странствий понадобились поэту, чтобы понять красоту и неповторимость этого места. «Коктебель — родина моего духа.», говорил Волошин. Почти тридцать лет прожил поэт в Коктебеле, написав множество прекрасных стихотворений и акварелей о Крыме. В 20 веке Коктебель получил всемирное признание. Поселок стал местом паломничества любителей поэзии, литераторов, ученых. Каждое лето Коктебель из крошечного поселка превращался во вторую литературную столицу. В своем доме Волошин радушно принимал многих знаменитых гостей, среди которых были Николай Гумилев, Марина Цветаева, Александр Блок, Иван Бунин, и многие другие выдающиеся личности: поэты, писатели, художники, архитекторы, живописцы. Двери дома Волошина были открыты для всех. Сегодня дом-музей Волошина, хранящий обаяние целой эпохи, открыт для посещения. В музее, как и при жизни Максимилиана Александровича, многолюдно; здесь часто проходят литературные чтения, конкурсы, фестивали. Могила Волошина находится в трех километрах от его дома, по воле самого поэта его похоронили на горе Кучук-Енишар. С горы хорошо просматриваются очертания древнего вулкана Кара-Даг, красота которого была столь вдохновительной для поэта. И кажется, что сама природа в память о великом человеке создала на склонах Кара-Дага каменный профиль лица Максимилиана Волошина. Волошин успел оставить просьбу потомкам. Он просил приносить к могиле камни — самоцветы, гальку и другие, которые коллекционировал всю жизнь. Поэтому рядом с надгробием лежат целые россыпи различных камней, принесенных местными жителями и туристами. Многие люди наносят на камни надписи со своими мечтами. Они надеются, что дух Максимилиана, который умел воплощать в реальность самые смелые мечты и видел проявление божественного начала в земном мире, поможет и им претворить в жизнь их сокровенные желания и обрести гармонию с миром
Максимилиан Александрович Волошин
Максимилиан Александрович Волошин (фамилия при рождении — Кириенко-Волошин). Родился 16 (28) мая 1877 года в Киеве — умер 11 августа 1932 года в Коктебеле (Крым). Русский поэт, переводчик, художник-пейзажист, художественный и литературный критик.
Максимилиан Волошин родился 16 (28 по новому стилю) мая 1877 года в Киеве.
Вскоре после его рождения родители расстались, Максимилиан воспитывался матерью, с которой был очень близок до конца её жизни.
Раннее детство прошло в Таганроге и Севастополе.
Среднее образование начал получать в 1-й Московской гимназии. Знаниями и успеваемостью не блистал. Он вспоминал: «Когда отзывы о моих московских успехах были моей матерью представлены в феодосийскую гимназию, то директор, гуманный и престарелый Василий Ксенофонтович Виноградов, развел руками и сказал: «Сударыня, мы, конечно, вашего сына примем, но должен вас предупредить, что идиотов мы исправить не можем»».
Максимилиан Волошин с мамой Еленой Оттобальдовной
О взглядах и жизненных установках молодого Максимилиана Волошина можно судить по дошедшей до нашего времени анкеты.
Ответы Максимилиана Волошина на вопросы «тургеневской» анкеты 20 апреля 1898 года:
1. Ваша любимая добродетель? – Самопожертвование и прилежание.
2. Любимое качество у мужчины? – Женственность.
3. Любимое качество у женщины? – Мужество.
5. Отличительная черта Вашего характера?- Разбросанность.
6. Как Вы представляете себе счастие? – Владеть толпой.
7. Как Вы представляете себе несчастие? – Потерять веру в себя.
8. Ваши любимые цвета и цветы? – Голубой, ландыш.
9. Если бы Вы были не Вы, чем бы Вы желали бы быть? – Пешковским.
10. Где бы Вы предпочли жить?- Где меня нет.
11. Кто Ваши любимые прозаики? – Диккенс, Достоевский.
С 1897 по 1899 год Волошин учился на юридическом факультете Московского университета, был отчислен «за участие в беспорядках» с правом восстановления, продолжать обучение не стал, занялся самообразованием.
В 1899 году за деятельное участие во Всероссийской студенческой забастовке был на год исключен и выслан в Феодосию под негласный надзор полиции. 29-го августа того же года он вместе с мамой почти на полгода выезжает в Европу, в свое первое заграничное путешествие.
Вернувшись в Москву, Волошин экстерном сдал экзамены в университете, перевелся на третий курс, а в мае 1900 года снова отправился в двухмесячное путешествие по Европе по разработанному им самим маршруту. На этот раз – пешком, с друзьями: Василием Ишеевым, Леонидом Кандауровым, Алексеем Смирновым.
По возвращении в Россию Максимилиан Волошин был арестован по подозрению в распространении нелегальной литературы. Из Крыма его этапировали в Москву, две недели держали в одиночке, но вскоре отпустили, лишив права въезда в Москву и Санкт-Петербург. Это ускорило отъезд Волошина в Среднюю Азию с изыскательской партией на строительство Оренбург-Ташкентской железной дороги. По тем временам – в добровольную ссылку.
В сентябре 1900 года изыскательская партия, возглавляемая В.О. Вяземским, прибыла в Ташкент. В её составе – М.А. Волошин, который по удостоверению значился фельдшером. Однако он проявил такие недюжинные организационные способности, что при выходе партии в экспедицию был назначен на ответственную должность начальника каравана и заведующего лагерем.
Он вспоминал: «1900 год, стык двух столетий, был годом моего духовного рождения. Я ходил с караванами по пустыне. Здесь настигли меня Ницше и «Три разговора» Вл. Соловьева. Они дали мне возможность взглянуть на всю европейскую культуру ретроспективно – с высоты азийских плоскогорий и произвести переоценку культурных ценностей».
В Ташкенте он принимает решение не возвращаться в университет, а ехать в Европу, заниматься самообразованием.
В 1900-е годы много путешествовал, занимался в библиотеках Европы, слушал лекции в Сорбонне. В Париже он также брал уроки рисования и гравюры у художницы Е. С. Кругликовой.
Вернувшись в начале 1903 года в Москву, Волошин с лёгкостью стал «своим» в среде русских символистов, начал активно публиковаться. С этого времени, живя попеременно то на родине, то в Париже, много делал для сближения русского и французского искусства.
С 1904 года из Парижа регулярно посылал корреспонденции для газеты «Русь» и журнала «Весы», писал о России для французской прессы. Позже, в 1908 году, польский скульптор Эдвард Виттиг создает большой скульптурный портрет М.А. Волошина, который был выставлен в Осеннем салоне, приобретен мэрией Парижа и в следующем году был установлен на бульваре Эксельман, 66, где стоит по сей день.
Максимилиан Волошин в молодости
С 1906 года после женитьбы на художнице Маргарите Васильевне Сабашниковой поселился в Петербурге. В 1907 году расстался с супругой и принял решение об отъезде в Коктебель. Начал писать цикл «Киммерийские сумерки».
С 1910 года работал над монографическими статьями о К. Ф. Богаевском, А. С. Голубкиной, М. С. Сарьяне, выступал в защиту художественных групп «Бубновый валет» и «Ослиный хвост», хотя сам стоял вне литературных и художественных групп.
С поэтессой Елизаветой (Лилей) Дмитриевой Волошин сочинил весьма успешную литературную мистификацию — Черубину де Габриак. Её он просил о ходатайстве для вступления в антропософское общество.
Первый сборник «Стихотворения. 1900—1910» вышел в Москве в 1910 году, когда Волошин стал заметной фигурой в литературном процессе: влиятельным критиком и сложившимся поэтом с репутацией «строгого парнасца».
В 1914 году вышла книга избранных статей о культуре — «Лики творчества», а в 1915 — книга страстных стихотворений об ужасе войны — «Anno mundi ardentis 1915» («В год пылающего мира 1915»).
В это время он всё больше внимания уделял занятиям живописью, писал акварельные пейзажи Крыма, выставлял свои работы на выставках «Мира искусства».
13 февраля 1913 года Волошин в Политехническом музее прочитал публичную лекцию «О художественной ценности пострадавшей картины Репина». В лекции им была высказана мысль, что в самой картине «таятся саморазрушительные силы», что именно её содержание и художественная форма вызвали агрессию против неё.
В 1914 году Волошин написал письмо военному министру России Сухомлинову с отказом от военной службы и участия «в кровавой бойне» Первой мировой войны.
После революции Максимилиан Волошин окончательно осел в Коктебеле, в доме, построенном в 1903-1913 годах его матерью Еленой Оттобальдовной Волошиной. Здесь он создал множество акварелей, сложившихся в его «Коктебельскую сюиту».
События 1917 года и приход к власти большевиков Волошин воспринимал как катастрофу, он писал:
С Россией кончено. На последях
Ее мы прогалдели, проболтали,
Пролузгали, пропили, проплевали,
Замызгали на грязных площадях,
Распродали на улицах: не надо ль
Кому земли, республик, да свобод,
Гражданских прав? И родину народ
Сам выволок на гноище, как падаль.
О, Господи, разверзни, расточи,
Пошли на нас огнь, язвы и бичи,
Германцев с запада, Монгол с востока,
Отдай нас в рабство вновь и навсегда,
Чтоб искупить смиренно и глубоко
Иудин грех до Страшного Суда!
Нередко он подписывал свои акварели: «Твой влажный свет и матовые тени дают камням оттенок бирюзы» (о Луне); «Тонко вырезаны дали, смыты светом облака»; «В шафранных сумерках лиловые холмы». Надписи дают некоторое представление об акварелях художника — поэтических, прекрасно передающих не столько реальный пейзаж, сколько настроение, им навеваемое, бесконечное неутомительное разнообразие линий холмистой «страны Киммерии», их мягкие, приглушенные краски, линию морского горизонта — какой-то колдовской, всеорганизующий прочерк, облака, истаивающие в пепельном лунном небе. Что позволяет отнести эти гармоничные пейзажи к Киммерийской школе живописи.
В годы Гражданской войны поэт пытался умерить вражду, спасая в своём доме преследуемых: сперва красных от белых, затем, после перемены власти, — белых от красных. Письмо, направленное М. Волошиным в защиту арестованного белыми О. Э. Мандельштама, весьма вероятно, спасло того от расстрела.
В 1924 году с одобрения Наркомпроса Волошин превратил свой дом в Коктебеле в бесплатный дом творчества (впоследствии — Дом творчества Литфонда СССР).
Максимилиан Волошин скончался после второго инсульта 11 августа 1932 года в Коктебеле и был похоронен на горе Кучук-Янышар вблизи Коктебеля. В похоронах участвовали Н. Чуковский, Г. Шторм, Артоболевский, А. Габричевский.
Свой дом Волошин завещал Союзу писателей.
1 августа 1984 года в Коктебеле состоялось торжественное открытие музея «Дом-музей Максимилиана Волошина». 19 июня 2007 года в Киеве состоялось открытие мемориальной доски на доме, в котором родился Максимилиан Александрович Волошин (дом № 24 на бульваре Тараса Шевченко в Киеве).
Учреждены Международный Волошинский конкурс, Международная Волошинская премия и фестиваль «Волошинский сентябрь».
В 2007 году имя М. А. Волошина было присвоено библиотеке № 27, расположенной в Новодевичьем проезде в Москве.
Крымский инопланетянин. Мистика Волошина
Личная жизнь Максимилиана Волошина:
В юности дружил с Александрой Михайловной Петровой (1871-1921), дочерью полковника, начальника пограничной стражи в Феодосии. Она увлекалась спиритизмом, затем теософией, позже не без участия Волошина пришла к антропософии.
Максимилиан Волошин и Александра Петрова
В 1922 году М.В. Волошина была вынуждена уехать из советской России, обосновалась на юге Германии, в Штутгарте, где жила до самой своей смерти в 1976 году, занималась духовной живописью христианского и антропософского направления.
Максимилиан Волошин и Маргарита Сабашникова
Вскоре после расставания с Собашниковой, в 1907 году Волошин уехал в Коктебель. А летом 1909 года к нему приехали молодые поэты Николай Гумилёв и Елизавета (Лиля) Дмитриева – некрасивая, хромая, но очень талантливая девушка.
Вскоре Волошин и Дмитриева создали самую известную литературную мистификацию XX века: Черубина де Габриак. Волошин придумал легенду, литературную маску Черубины и выступал в качестве посредника между Дмитриевой и редактором «Аполлона» С. Маковским, но стихи под этим псевдномом писала только Лиля.
22 ноября 1909 года между Волошиным и Гумилевым состоялась дуэль на Чёрной речке. Согласно «Исповеди», написанной Елизаветой Дмитриевой в 1926 году незадолго до её смерти, основной причиной стала нескромность Н. Гумилёва, который повсюду рассказывал о своём романе с Черубиной де Габриак.
Дав Гумилёву публичную пощёчину в мастерской художника Головина, Волошин вступился не за свою литературную мистификацию, а за честь близкой ему женщины – Елизаветы Дмитриевой.
Секундантом Гумилёва стал Евгений Зноско-Боровский. Секундантом Волошина был граф Алексей Толстой.
Противники после поединка не подали друг другу руки и не помирились. Лишь в 1921 году, встретив в Крыму Гумилёва, Волошин ответил на его рукопожатие.
Елизавета Дмитриева (Черубина де Габриак) сразу после дуэли оставила Волошина и вышла замуж за своего друга детства, инженера Всеволода Васильева. Всю оставшуюся жизнь (умерла в 1928 году) она вела переписку с Волошиным.
Лиля Дмитриева (Черубина де Габриак)
После смерти поэта она сумела сохранить его творческое наследие и сам «Дом поэта».
Максимилиан Волошин и Мария Заболоцкая
Библиография Максимилиана Волошина:
Живописные работы Максимилиана Волошина:
Образ Максимилиана Волошина присутствует в фильме 1987 года «В Крыму не всегда лето» режиссера Виллена Новака. В роли поэта снялся актер Евгений Лазарев.
Евгений Лазарев в роли Максимилиана Волошина
Макс Волошин и его крымский «Орден обормотов»
В Коктебеле 17 августа по давней традиции феерично отмечают День именин великого поэта и художника
«Орден обормотов», согласно автобиографической заметке Макса Волошина, возник в начале курортного сезона 1911 года на его даче в Коктебеле. Когда в начале сентября ему пришлось срочно выехать в Париж в качестве корреспондента «Московской газеты», то оттуда в письме Вере Эфрон в Москву, он не забыл упомянуть: «Привет обормотикам».
У Дома Поэта. 1913 г.
В октябре Макс вновь посылал тому же адресату: «Мой привет Моск Гнезду Обормотов». Вскоре из Коктебеля приехала в Москву Елена Оттобальдовна (по обормотски – Пра), мать Макса, и московские обормоты пригласили ее жить в их «гнезде»: в большой квартире, снятой Эфронами. Она сообщала сыну через несколько дней: «В гнезде обормотов я чувствую себя очень хорошо, как среди близких, хороших, родных»; «Наше обормотское гнездо еще не совсем вышло из хаоса, но уже украшается коврами, картинками, тряпочками и разными безделушками». В конце октября Макс, отвечая матери, замечал: «Сейчас мое сердце очень разрывается между обормотским житьем в Москве и старыми друзьями в Париже».
Это значит, что «обормотство», начавшись с Коктебеля и дачи Волошина, стало распространяться, по определению исследователя В. Купченко, «как в пространстве, так и во времени: кое-что из «обормотства» продолжало жить и после смерти Волошина».
Хозяева и гости Дома Поэта. Фото Л. Е. Фейнберга. 1911 г.
Истоки обормотства
Первый сезон обормотов в Коктебеле случился сам собой, видимо для этого у Волошина подобралась соответствующая компания. Это были сестры Вера и Лиля Эфрон, их брат Сергей, сестры Марина и Ася Цветаевы, Маня Гехтман, сестра и брат Бэла и Леня Фейнберг, «Факир» Боря Трухачев, Копа Близниченко и другие. О них вспоминал Волошин в Париже и писал той же Вере: «А по вечерам радуюсь обормотским письмам и пишу открытки во все страны света. Но сегодня получил из Москвы от Копы. Она страдает по обормотчине, по Коктебелю… Письмо ее очень хорошее».
Марина Цветаева (крайняя слева) в Коктебеле, 1913 г.
Если искать источники этого явления, то еще раньше подобные шутливые отношения сложились у Макса с писателем Алексеем Толстым и его женой Софьей Дымшиц-Толстой. В письмах он называл его «Алеханом», и это имя вошло потом в обормотский обиход, а их с женой «Артамошкой и Епифашкой». Кроме того, в предшествующие годы Макс увлекался сказками писателя А.М. Ремизова (1877-1957), был с ним знаком, и кое-что почерпнул из его литературной игровой «стихии». В частности, ремизовская «Обезьянья Великая и Вольная Палата» (Обезвелволпал), как считают литературоведы, «воплотила в себе основные тенденции символистской эстетики и мировоззрения, где жизнь и творчество художника сливаются в одно целое. Обезвелволпал, преображая реальность, складывался по принципу символистского «текста-мифа» на основе различных культурных традиций и мифологических образов». Встречи проходили в гостях у Ремизова, где всегда царила дружеская атмосфера раскованного, непринужденного общения, всячески поощряемая хозяином
В жизни Волошина и до этого были случаи «неформального общения» с самыми различными людьми и компаниями любых возрастов, он легко сходился и с взрослыми людьми, и с малыми детьми. Эти черты отразил и сам поэт в «гимне обормотов»:
Всё равно мы обормоты!
Нам хитоны и венки!
От утра до поздней ночи
Мы орем, что хватит мочи,
В честь правительницы Пра:
Стройтесь в роты, обормоты,
Без труда и без заботы
Нами мудро правит Пра!
Обормотник свой упорный
Пра с утра тропой дозорной
Ею от других отличен
И почтен и возвеличен
Будет добрый обормот.
Обормот же непокорный
Полетит от гнева Пра
Отношения Макса с матерью (отец оставил их почти сразу после рождения сына) всю жизнь были сложные. В детском и подростковом возрасте мать держала сына «в ежовых рукавицах», в гимназии жизнь его тоже была невеселая. Поэтому Макс был во многом лишен того, что называется «счастливым детством», он, как говорится, «не наигрался».
Характерно воспоминание одного из гостей дачи о поведении сына и матери в присутствии «обормотов» в конце общего обеда: «На стол была высыпана горка простецких сладостей: монпансье, мармелад. Елена Оттобальдовна по возможности поровну распределяла их между всеми сидящими. Макс – это и для меня было ясно – разыгрывал нетерпение:
– Ма-а-ма! Если можно – мне без очереди! Я не могу ждать! Я очень хочу!
Елена Оттобальдовна – в свою очередь – разыгрывала суровую справедливость:
– Все получат по очереди!
– Но я, мама, не могу ждать! Не в силах.
– Тогда ты получишь последним!
Но дележ кончился благополучно. Мы тоже получили – каждый свою долю».
Таким образом, Макс и его мать играли все в ту же игру: отношения неразумного сына с суровой, но справедливой матерью.
Но это уже проходило на игровом, ироническом уровне, уже без обид и претензий друг другу, и Макс сам отразил это в сонете «Обед»:
Идет убогих сладостей дележ.
Все жадно ждут, лишь Максу невтерпеж.
И медлит Пра, на сына глядя строго.
Импровизация «Заморский гость (радостная весть)». Группа на берегу моря. Коктебель, 1911 год
Печальные обстоятельства
Это особенно важно было для людей творческих, занятых собой, часто замкнутых, испытывающих трудности в общении с людьми. Такой была Марина Цветаева, познакомившаяся с Эфронами и своим будущим мужем Сергеем, приехав к Волошину той же весной. Она сама считала, что благодаря Максу смогла освободиться от замкнутости, от «гнетущих и бесплодных размышлений, во многом придуманных».
Дети на пляже перед домом Волошина
Получилось так, что почти сразу обормотам пришлось представлять в Коктебеле большую семью, в которой все свои, все имеют равные права, но глава этой семьи – Пра, а Макс – неформальный лидер. Обормотский «коллектив» разыграл грандиозный спектакль-мистификацию с влюбленным французом по имени Жульё. Еще в Париже на Лилю Эфрон «положил глаз» один негоциант, пожелавший, чтобы она стала его женой. Пытаясь от него отвязаться, Лиля придумала, что давно замужем, имеет детей. Но француз не поверил, и приехал за ней в Коктебель. Это было начало сезона 1911 года, и гостей было еще не так много.
Все они якобы уже пять поколений жили мирно в Коктебеле как образцовое матриархальное семейство. Макс играл роль мужа Лили. Вечером, на крыше дома, перед шокированным гостем, он исполнял танец бабочки. Мсье «Карадаг» (такое ему дали прозвище), должен был верить, что для лечения молоком слабогрудого Сергея Эфрона, доили приплывавшего к берегу дельфина. Француз думал, что попал в сумасшедший дом.
Не выдержав, месье Жульё уехал. Но в конце 1911 года Вера Эфрон писала Волошину, что Жульё появлялся в Москве, «и Лилька от него пряталась».
Все эти перипетии Макс шуточно отразил в сонете «Француз»:
Француз — Жулье, но все ж попал впросак.
Чтоб отучить влюбленного француза,
Решилась Лиля на позор союза:
Макс — Лилин муж, поэт, танцор и маг.
Ах! Сердца русской не понять никак,
Ведь русский муж — тяжелая обуза.
Не снес Жулье надежд разбитых груза:
— « J ’irai perir tout seul a Karadak!»*
Все в честь Жулья городят вздор на вздоре,
Макс с Верою в одеждах лезут в море,
Жулье молчит и мрачно крутит ус.
А ночью Лиля будит Веру: «Вера,
Ведь раз я замужем, он, как француз,
Еще останется? Для адюльтера?»
*Я уйду погибнуть одиноким на Карадаг (франц.).
Участники спектакля «Путями Макса» в день именин Максимилиана. Коктебель. 17 августа 1926 года. В центре – А. Г. Габричевский, выше – Е. С. Кругликова
Как утверждается в воспоминаниях очевидцев, «Коктебельские сонеты» Макс подготовил к своему дню рождения 16 мая 1911 года. В этот день он собственноручно сколотил фанерный ящик – вроде почтового – и прибил его к стене на террасе. Всем желающим он предложил бросать в ящик любые шутливые или серьезные стихи и рисунки, карикатуры, смешные пожелания – любые творческие произведения. Сам Макс, опустил в ящик рукопись семи «Коктебельских сонетов» без подписи, как подарок себе самому и всем другим. Никто лучше него не смог бы отразить главные особенности жизни, нравов, характеров всех членов того «обормотника».
Как Пра встречала потенциальных гостей в мае 1913-го, оставила воспоминания художница Юлия Оболенская: «Нас встретила Елена Оттобальдовна Волошина, в сафьяновых сапогах, в шароварах, с серой гривой, орлиным профилем и пронзительным взглядом. «Комнаты плохие, – отрывисто заявила она, – удобств никаких. Кровати никуда не годятся. Ничего хорошего. А впрочем, сами смотрите. Хотите оставайтесь, хотите – нет». Мы остались.
Тогда по лестнице быстро затопали, и сбежал вниз М. А. (Макс), издали спрашивая тонким голосом, по-детски: «Мама, мама, можно мне яйцо?» Яйцо это он держал в руке. На нем был коричневый шушун, волосы перевязаны шнурочком.
Но в обормоты ее приняли не сразу. Сначала узнали о ее стихотворных опытах, и Макс заставил читать ему стихи. Потом ее экзаменовала Пра, а затем вся обормотская молодежь. Только после этого ее приняли в почетный «Орден обормотов».
Другой гость Коктебеля считал, видимо преувеличивая: «Большинство жителей гордо именовали себя «обормотами», делали то, что, согласно тогдашним обычаям и приличиям, делать никак не полагалось. Всякие попытки следовать приличиям воспринимались как оскорбление коктебельских нравов, как покушение на коктебельские свободы».
Противостояние с Дейшей
Ясно, что Макс и его гости эпатировали «приличных дачников и дачевладельцев», не говоря уже о близлежащем сельском населении. Среди них образовались у Макса и обормотов враги, злейшей из которых стала владелица дачи М.А. Дейша-Сионицкая (1861-1932) – оперная певица, артистка Большого театра, профессор Московской консерватории. Как вспоминал друг Макса, писатель Вересаев: «Представительницей порядка, благовоспитанности, комильфотности и строжайшей нравственности была М. А. Дейша-Сионицкая. Представителем озорства, попрания всех законов божеских и человеческих, упоенного «эпатирования буржуа» был поэт Максимилиан Волошин». Когда в Коктебеле образовалось Общество благоустройства курорта, Дейша стала его председательницей. Конфликты стали возникать уже на административной почве, и даже с привлечением полиции. За уничтожение столба с разделением пляжа напротив своей дачи на участки «для мужчин» и «для женщин», Максу присудили штраф несколько рублей.
Пик противостояния с Дейшей происходил в 1917 году. Обормотов в этот год не было, но их дело продолжил поэт Валентин Ходасевич с группой сторонников. Они пели куплеты под окнами Дейши, вывешивали карикатуры, плакаты и т.п. Макс нарисовал шарж размером с плакат, где Дейша летит на помеле над коктебельским пляжем с дачниками, и внизу строки:
Из Крокодилы с Дейшей
Не Дейша ль будет злейшей?
У Дейши руки цепки,
У Дейши зубы крепки.
Не взять нам в толк:
Ты бабушка иль волк?
Июнь 1917 Коктебель
В ответ Дейша начинает собирать подписи «среди крестьян и нормальных дачников» за выселение матери и сына из Коктебеля, обвиняет их в «подстрекательстве и большевизме». Вражда эта, затухая в трудные времена, сохранялась до конца их жизни.
Но все же не все дачники и гости других хозяев враждовали с обормотами. В 1912 году на берегу моря в Коктебеле появилось кафе «Бубны», принадлежащее греку А. Г. Синопли. Это был вначале просто большой сарай, но его стены расписали Волошин, А. Н. Толстой, А. В. Лентулов, В. П. Белкин и другие художниками. По воспоминаниям: «Небрежно побеленные дощатые его стены покрыты карикатурами и стихами. У самых дверей нарисован растрепанный толстый человек в оранжевом хитоне, и [здесь же] две стихотворные подписи: «Толст, неряшлив и взъерошен Макс Кириенко-Волошин», «Ужасный Макс – он враг народа, его извергнув, ахнула природа».
По другую сторону двери – тоже толстый, очень важный человек: «Прохожий, стой! Се граф Алексей Толстой!»
Для владельца кафе – смешные рекламы: очень талантливо написанные натюрморты, фрукты, окутанные паром сосиски, чашка кофе и надписи: «Как приятно в зной и сушу есть десяту грушу», «Желудку вечно будут близки варено-сочные сосиски!» и т.д.
В этом кафе выступали и читали стихи Ходасевич, Мандельштам. «Потом, стоя рядом плечо к плечу, Марина и Ася Цветаевы читали стихи Марины. Стихи, полные «колыбелью юности», Москвой, обе юные и веселые. После них читал Волошин».
Для собравшихся здесь в большом количестве «нормальных дачников» Макс читал о любви, и аплодировали ему много и громко. Скептики ехидно хихикали: «Сорвал-таки Макс аплодисменты». Танцевали балерины, выступали певцы, и под конец все – и серьезные, и не серьезные участники поют коктебельский вариант «Крокодилы»:
Во рту она держала
В курорт она явилась
То был наш Коктебель!
От Юнга до кордона,
Без всякого пардона,
В их среду внедрялись сексоты, писавшие отчеты о жизни на даче. Правда, двое из них отнеслись к обстановке снисходительно, не найдя существования у Волошина «антисоветского салона». Зато третий проявил большое старание: «Все это, так сказать, интеллигентные попутчики. И вот характерно для этой подгруппы лиц их настроение, в котором, по-видимому, весьма мало советского. Несомненна большая тяга к религии и мистике. У жены М. Волошина во всех углах иконы и лампады. Все же стоящее на активной борьбе за советское государство вызывает там скрытую ненависть и презрение. Недаром одна из Волошинских собак называется, правда в интимном кругу, – «ГПУ», нося для широких кругов кличку «Пулемет».
Могила Максимилиана Волошина. 1934 г.
Донос этот посильнее Дейши будет… Жаль, что с ним не знакомились Макс и его друзья. А может, и для доносителей разыгрывались «спектакли», как в свое время для француза? Ведь ничего по-настоящему существенно антисоветского обнаружить сексотам не удалось…