Брандскугель что это такое
БРАНДСКУГЕЛЬ
Смотреть что такое «БРАНДСКУГЕЛЬ» в других словарях:
брандера пустить — (иноск.) предварительные наступательные приемы, чтоб огорошить, ошеломить (намек на голл. брандер зажигательное, пожарное судно, наполненное горючими вещами и направленное к неприятельскому судну) Ср. Здесь водится такой обычай, что перед тем,… … Большой толково-фразеологический словарь Михельсона
Брандера пустить — (иноск.) предварительные наступательные пріемы, чтобъ огорошить, ошеломить (намекъ на голл. брандеръ, зажигательное, пожарное судно, наполненное горючими вещами и направленное къ непріятельскому судну). Ср. Здѣсь водится такой обычай, что передъ… … Большой толково-фразеологический словарь Михельсона (оригинальная орфография)
БРАНДАХЛЫСТ — БРАНДАХЛЫСТ, брындахлест муж., твер., вологод. (нем. Brantwein), жидкое пиво; дурное, безвкусное и жидкое хмельное питье; рассыропленная, слабая или горелая сивуха. Брандвахта жен., нем. военное сторожевое судно перед портом, гаванью.… … Толковый словарь Даля
ХОМУТ — ХОМУТ, хомутик, тишка, тища: часть конской упряжи: деревянные клешни, с хомутиною, оголовком и гужами, надеваемые на голову лошади. Лошадь и велика, да норовом пропала: ты с хомутом, а она и голову протянула! Кобылка в хомуте везет по могуте.… … Толковый словарь Даля
Фуллон, Александр Андреевич — В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Фуллон. Александр Андреевич Фуллон горный инженер … Википедия
Брандскугель что это такое
В полевой артиллерии к первому виду относились ядра, ко второму – гранаты, к третьему – жестяная и вязаная картечь, к четвертому – брандскугели и каркасы, и, наконец, к последнему – светящие ядра.
Рассмотрим теперь по порядку все виды артиллерийских снарядов, применяемых в полевой артиллерии.
Размеры русских снарядов были установлены еще при Петре I. Генерал-фельдцейхмейстер граф Брюс ввел артиллерийскую шкалу, основанием которой были приняты английские дюймы. За основу взято чугунное ядро диаметром в 2″, которое было названо фунтовым. Этот условный вес назван «артиллерийским» и применялся единственно для определения диаметров ядер. Для взвешивания же всех предметов в русской артиллерии применялся обыкновенный торговый вес. Поэтому численное выражение артиллерийского фунта большого значения не имело, и многие артиллеристы путали его с нюрнбергским фунтом. Маркевич на основании своих опытов по определению плотности чугуна выяснил, что артиллерийский фунт почти в 1,19 раза больше, чем торговый.
Исходя из этой шкалы, легко вычислить диаметры ядер любых калибров, зная, что массы подобных тел соотносятся, как кубы их размеров. Например, диаметр 6-фунтового ядра = 2″ ґ 3 Ц 6 » 3,634″
В следующей таблице – данные по ядрам полевой артиллерии:
зарядов
ядра*
шпигеля**
*Диаметр ядра для 3-фун. единорога равен диаметру 3-фун. гранаты.
**Для пушечных шпигелей глубина чашки – 1/3 Ж ядра, от дна до желобка – 1/4″, ширина и глубина желобка – 3 линии.
Для приготовления гранатной трубки в деревянной заготовке сначала просверливают канал, затем ее обтачивают до нужных размеров, а в толстом конце вытачивают чашку – выемку в виде полусферы. Канал трубки набивают составом, состоящим из 3 частей мякоти, 2 селитры и 1 серы, оставляя вверху 1/2″ свободными, куда вкладывают серединой 2 куска стопина (огнепроводный шнур, состоящий из нескольких свитых вместе хлопчатобумажных ниток, пропитанных разведенной на вине пороховой мякотью) такой длины, чтобы наружу торчало 2 вершка, и опять набивают составом до конца. Потом, вымазав внутри чашку густо разведенной на вине мякотью, вкладывают в нее концы стопина, и, присыпав мякотью, покрывают сначала бумагой, потом холстиной, которую завязывают под чашкой стеклядью, и сверху осмаливают.
Выстрел с гранатой готовили следующим образом. Сначала ее осмаливают для предохранения от ржавчины, а находящегося внутри пороха от сырости. Когда остынет, через воронку насыпают внутрь положенное количество мушкетного пороха. Затем заколачивают в очко деревянной колотушкой готовую трубку, обернутую под самой чашечкой паклей с клеем, пока не войдет плотно до самой своей чашки. Предварительно трубку обрезали внизу с двух сторон клином на определенную длину, чтобы граната взорвалась на нужном расстоянии. Но, т.к. для полевой артиллерии снаряды готовили загодя в арсеналах, то трубки обрезали на максимальную длину, поэтому в сражении у противника была возможность потушить упавшую гранату, если огонь велся не на предельной дальности. Загнав трубку, обмазывают верх гранаты с трубкой горячей смолой, а края намоченной смолой же трубочной холстинной обвязки прикрепляют руками к поверхности гранаты. После чего, повернув гранату трубкой вверх, вкладывают в чашку шпигеля, которая перед этим смазывается растопленной смолой, чтобы граната прилипла и не могла повернуться трубкой в сторону. Чашка у гранатного шпигеля имеет глубину в 1/4 диаметра гранаты. Далее, подобно ядру, граната вставляется шпигелем вниз в картуз, обматывается веревкой, правда конец картуза не связывается, а собирается сборками и обшивается вокруг верхней части снаряда так, чтобы конец трубки у гранат был снаружи.
Перед выстрелом холстину с трубки срывают, а концы стопина расправляют по поверхности гранаты, присыпав для более надежного возгорания мякотью.
зарядов
для трубки
*Глубина чашки – 1/4 Ж гранаты, от дна до желобка – 1/4 линии, ширина и глубина желобка – 3 линии.
До введения чугунных пуль для картечи использовались свинцовые ружейные пули, насыпанные без всякого порядка, но они при выстреле слипались в комки и плохо рикошетировали, поэтому, после произведенных в 1807 году опытов, их заменили описанными выше чугунными, по образцу французских. Кроме того, деревянный поддон, раскалывавшийся при выстреле, заменили железным.
Для приготовления картечи заготовку для стакана сворачивали на деревянном шаблоне и запаивали. С одной стороны вставляли железный поддон, загибали края стакана, а немного выше поддона ударами молотка делали желоб, который, кроме удерживания поддона, служил аналогично желобу на шпигелях. Затем в стакан в нужном порядке насыпали картечные пули, накрывали жестяной крышкой и загибали сверху зубчатые края стакана. Картечь с картузом связывалась так же, как в случае с гранатами, только под пушечные картечи шпигель не полагался, а для единорожных он нужен был только для того, чтобы заполнить пустое место в каморе между порохом и стаканом.
Вязаная картечь к тому времени уже выходила из употребления. В ней вместо железного поддона используется толстый деревянный круг, в центре которого укреплен деревянный цилиндр – древко. Вокруг древка в холстинном мешке уложены чугунные картечные пули, по 6 в ряду. Мешок оплетался бечевкой и осмаливался. Вязаную картечь, в отличие от жестяной, в картуз не вставляли.
Вся картечь называлась по числу фунтов или пудов, выражающих калибр орудия, для которого она служила.
ф.зол.
у стенки
дине
№4-1
№4-1
№4-1
№4-1
* В последнем ряду средняя пуля не кладется, потому что она выдавалась бы из этого ряда, т.к. средние пули лежат одна на другой, а не в промежутках, как другие.
** В 6-фун. средних рядов больше, т.к. пули меньше, а в 3-фун. – наоборот.
*** Высота готового картечного снаряда без заряда на 1″ меньше.
Таблица 11. Диаметр и вес картечных пуль.
|
Таблица 12. Размеры единорожных картечных шпигелей.
| |||||||||||||||
Как и гранаты, брандскугели осмаливают, затем забивают отверстия деревянными гвоздями, кроме одной, через которую просовывают брандскугельный состав, состоящий из:
| пороха | – | 12 частей |
| мякоти | – | 12 |
| смолы | – | 7 1 /2 |
| селитры | – | 2 1 /2 |
| сала свечного | – | 1 |
| воска | – | 1 /2 |
| канифоли | – | 1 /2 |
| льна или тряпиц, мелко изрубленных | – | 1 /16 |
После остывания заряда гвозди вынимаются. Отверстия приготавливаются таким же способом, как и гранатные трубки, но с использованием свечного состава, – т.е. вставляются крест-накрест куски стопина, прибиваются составом, пока не останется 1/4″, куда кругом укладываются концы стопина и присыпаются мякотью. Затем отверстие прикрывается лоскутом писчей бумаги, на который накладывается пропитанный смолой четырехугольный пластырь из холста. К шпигелю брандскугели присмаливались так, чтобы все отверстия отстояли от краев на равном расстоянии и были вне чашки шпигеля. Картуз, как у гранат, обшивался так, чтобы отверстия остались незакрытыми.
зарядов
стен
между
центрами
Светящее ядро применялось для освещения в ночное время неприятельских позиций, работ и т.д. Представляет собой шар, сделанный из ярко горящего состава:
| антимония (сурьмы) | – | 1 часть |
| мякоти | – | 3 |
| серы черепковой | – | 16 |
| селитры | – | 20 |
Состав набивается в деревянную форму. Когда остынет, шар вынимают из формы, покрывают с двух противоположных сторон чашками высотою в 1/5 часть диаметра из листового железа толщиной 1/2-1 линии, соответственно калибру, потом скрепляют проволокой, переплетая ее между чашками. Просверливают 4 глухих отверстия на равном расстоянии друг от друга; набивают их так же, как у брандскугелей, и закрывают бумагой, просунув ее под проволоку. Затем одной чашкой вставляют в чашку деревянного шпигеля. Светящие ядра, как и каркасы, в картуз не кладут.
зарядов
проволоки
* На каждый фунт веса ядра – 4,5 золотника мушкетного пороха.
Свеча должна была гореть 5 минут. Перед каждым выстрелом ее поджигали от фитиля, а после – тушили.
«Антонов огонь» и «уксус четырёх разбойников». Военная медицина в Отечественную войну 1812 года
Характер травм и ранений
Одними из самых распространенных ранений на поле боя были пулевые. Свинцовые пули французских кремниевых мушкетов, как и большинство боеприпасов того времени, оставляли в теле прямые раневые каналы. Круглая пуля не фрагментировалась и не вращалась в теле, как современные, оставляющие после себя настоящий фарш. Такая пуля даже с близкого расстояния не была способна нанести серьезную травму костям – чаще всего свинец просто отскакивал от твердых тканей. В случае сквозного пробития выходное отверстие сильно не отличалось в диаметре от входного, что несколько снижало тяжесть ранения. Однако важным отягчающим фактором огнестрельного ранения была загрязненность раневого канала. Земля, песок, обрывки одежды и прочие агенты вызвали в большинстве случаев аэробную и анаэробную инфекции, или, как её в те времена называли, «антонов огонь».
Чтобы полнее понять, что ждет человека в случае развития такого осложнения, стоит обратиться к современной медицинской практике. Сейчас даже при адекватном лечении ранений антибиотиками анаэробные инфекции, вызванные различными клостридиями, при переходе в газовую гангрену вызывают летальный исход в 35-50% случаев. В медицинских документах в этой связи приводится пример А. С. Пушкина, который скончался от стремительно развивающейся анаэробной инфекции в 1837 году после ранения пулей из пистолета. От «антонова огня», вызванного осколочным ранением, скончался князь Петр Иванович Багратион, когда отказался от ампутации ноги. Эпоха до открытия антибиотиков была чрезвычайно сурова и к солдатам, и к генералам.
Умирали русские солдаты на поле боя преимущественно от потери крови, травматического шока, ушибов головного мозга и раневого пневмоторакса, то есть скопления воздуха в плевральной полости, ведущего к тяжелому нарушению дыхания и сердечной деятельности. Самыми тяжелыми были потери в первый период войны, включавший в себя и Бородинское сражение – тогда теряли до 27% всех солдат и офицеров, треть из которых была убита. Когда французов погнали на запад, потери снизились более чем в два раза до 12%, но доля убитых возросла до двух третей.
Болезни армии и французская антисанитария
Лечение раненых в период отступления русских войск было осложнено несвоевременной эвакуацией с оставляемого поля боя. Кроме того, что часть солдат оставалась на милость французам, некоторым удавалось получить медицинскую помощь от местного населения. Врачей, конечно, не было на территориях, оккупированных французами (все были в русской армии), а вот знахари, фельдшеры и даже священники могли помочь в меру своих сил. Как только после битвы под Малоярославцем русская армия перешла в наступление, врачам стало и легче и сложнее одновременно. С одной стороны, раненых успевали вовремя доставить в лазареты, а с другой – коммуникации стали растягиваться, появилась необходимость постоянно подтягивать за армией военно-временные госпиталя. Также французы оставляли за собой удручающее наследство в виде «прилипчивых болезней», то есть инфекционных. Французы, как уже говорилось ранее, халатно относились к санитарным условиям в рядах собственной армии, и в условиях лихорадочного отступления ситуация усугубилась. Пришлось применять специфические методы лечения.
Так, «переметная лихорадка» лечилась хиной или её заменителями, сифилис традиционно убивали ртутью, при инфекционных заболеваниях глаз применяли чистую «химию» — ляпис (нитрат серебра, «адский камень»), сернокислый цинк и каломель (хлорид ртути). В районах вспышек опасных заболеваний практиковали окуривание хлористыми соединениями — это был прообраз современной дезинфекции. Инфекционных больных, особенно чумных, регулярно обтирали «уксусом четырех разбойников», крайне примечательным лекарственным средством того времени. Название этой дезинфекционной жидкости наружного применения восходит к средневековым вспышкам чумы. В одном из французских городов, предположительно в Марселе, четверых разбойников приговорили к смертной казни и заставили убирать трупы умерших от чумы. Задумка была в том, что бандиты и от тел смердящих избавятся, и сами чумой заразятся. Однако четверка в ходе скорбного дела нашла некое средство, которое защитило их от чумных вибрионов. И раскрыли они секрет этот только в обмен на помилование. По другой версии, «уксус четырех разбойников» были ими придуман самостоятельно и позволил безнаказанно мародерствовать в домах умерших от эпидемии. Главным ингредиентом «зелья» был винный или яблочный уксус, настоянный на чесноке и различных травах – полыни, руте, шалфее и так далее.
Несмотря на все ухищрения, общим трендом войн того времени было преобладание в армии санитарных потерь над боевыми. И русская армия, к сожалению, не была исключением: из числа общих потерь около 60% относятся к различным заболеваниям, не имеющим отношения к боевым ранениям. Стоит сказать, что свинью в этом деле подложили русским французские оппоненты. Огромной напастью французской армии стал тиф, который разносился вшами. Вообще, французы зашли в России уже достаточно завшивленными, и в дальнейшем эта ситуация только усугублялась. Сам Наполеон чудом не заразился тифом, а вот многим его военачальникам не повезло. Современники из русской армии писали:
Большое количество военнопленных во второй фазе войны принесли в русскую армию эпидемию тифа. Врач французов Генрих Роос писал:
Именно в этот период русская армия потеряла не менее 80 тысяч человек в тифозной эпидемии, которая перекинулась от французов. А оккупанты, к слову, лишились сразу 300 тысяч солдат и офицеров. С определенной долей уверенности можно сказать, что платяная вошь все-таки работала на русскую армию. Французы же, отступая из России, разнесли тиф по всей Европе, вызвав серьезную эпидемию, унесшую около 3 млн жизней.
Важным для медицинской службы на освобожденной от французов территории стал вопрос уничтожения источников инфекции – трупов людей и животных. Одним из первых об этом заговорил руководитель кафедры физики Санкт-Петербургской императорской медико-хирургической академии (МХА) профессор Василий Владимирович Петров. Его поддержал Яков Виллие. В губерниях было организовано массовое сожжение умерших лошадей и трупов французов. В одной лишь Москве было сожжено 11 958 трупов людей и 12 576 павших лошадей. В Можайском уезде было уничтожено 56 811 трупов людей и 31 664 – лошадей. В Минской губернии сожжено 48 903 человеческих трупов и 3062 – лошадиных, в Смоленской – соответственно 71 735 и 50 430, в Виленской – 72 203 и 9407, в Калужской – 1027 и 4384. Очистка территории России от источников инфекций была завершена только к 13 марта 1813 года, когда армия уже перешла границу Российской империи и вступила на землю Пруссии и Польши. Предпринятые меры обеспечили значительное снижение инфекционной заболеваемости в армии и среди населения. Уже в январе 1813 г. Медицинский совет констатировал, что
Примечательно, что военное руководство России не ожидало столь эффективной работы медицинской службы армии. Так, Михаил Богданович Барклай-де-Толли писал в этой связи: