барахоев бекхан абдулхамидович биография
Барахоев бекхан абдулхамидович биография
Лидеры праймериза в Госдуму от Ингушетии Муслим Татриев и Бекхан Барахоев поблагодарили избирателей за доверие
Лидеры праймериза «Единой России» по итогам голосования за кандидатов в Госдуму от Ингушетии Муслим Татриев, ведущий среди одномандатников, и Бекхан Барахоев, набравший максимальное количество голосов по партийному списку, поблагодарили жителей Ингушетии за оказанное доверие.
«Хочу выразить вам поддержку за поддержку на прошедшем праймериз «Единой России». Доверие, которое мне оказали жители региона — это большая ответственность. Благодарю своих коллег и единомышленников, которые были рядом в столь важный для меня момент. Теперь впереди новые задачи, которые поставят передо мной мои сограждане», — сказал исполнительный директор ОАО «РН Ингушнефть» Муслим Татриев в своем видеообращении.
Лидер по партийным спискам вице-президент ЗАО «ОЛИМП» Бекхан Барахоев сделал свое обращение на ингушском языке, и, по его словам, благодаря доверю избирателей он оказался в лидерах голосования.
«Спасибо вам за доверие, я постараюсь его оправдать. От себя постараюсь сделать все необходимое для процветания нашей родины», — сказал Барахоев.
Ранее издание «Ingush.Info» сообщало, что четырнадцать действующих депутатов Народного Собрания Ингушетии, в том числе высокопоставленных, проиграли праймериз «Единой России» и не попадут в парламент на сентябрьских выборах.
По результатам голосования из 25 депутатов Парламента от ЕР прошли всего 9 человек. Это говорит о том, что состав парламента на сентябрьских выборах обновится больше, чем на половину, а если быть точным, то 56%.
Учитывая, что в списках не было председателя Парламента Магомеда Яндиева и двоих его заместителей Асхаба Сукиева и Василия Светличного, руководство также сменится.
Отметим, что список кандидатов, которые будут баллотироваться на выборах в сентябре 2021 года, «Единая Россия» утвердит на конференции, которая состоится в начале июня.
Олена Билозерська: Знаю, как надо!
Русскоязычная версия блога bilozerska.livejournal.com
Бекхан Барахоев
По-моему, русский рок умер после Бекхана.
После него ничего стоящего уже не появлялось.
Или – не знаю.
Он появился на российской сцене в конце 90-х, как раз после тех событий, с бездарной легендой о реинкарнации Цоя. Одинаковый тембр, чуть похожий стиль, совершенно разная суть. Когда он пел «Перемен!», слова «На пылающий город падает тень» воспринимались иначе.
Здесь убивают просто так, от скуки,
И не берут друг друга на поруки.
Здесь головы друг другу отрывают
И ноги друг о друга вытирают.
Я оглох от левых!
Я устал от правых!
И довольно вранья,
Мне не нужен никто,
Свой путь выбираю я сам.
Бекхан, поющий по-русски.
Как многие, кто хорошо знает неродной язык, выдающий иногда примеры «высокого косноязычья» (Гумилев) – «Из нескольких зол выбираешь свое ».
Ночью город не спал, про покой позабыл,
Но никто не включил фонари.
Старый мост все стонал, а потом вдруг спросил,
Почему же его не сожгли.
Говорил о друзьях, говорил о врагах,
О всех тех, кто уйти захотел,
О собратьях своих, превратившихся в прах,
И не знал, почему уцелел.
Мы вернемся!
Для того, чтобы спеть,
Чтобы раны лечить
или в памяти жить.
Мы вернемся!
Будет путь наш непрост,
Только все-таки жди,
Ты нас жди, старый мост.
Бекхан, исчезнувший со сцены лет на 10 (говорят, был советником президента Ингушетии Аушева) и вернувшийся в прошлом году. Новые песни – мудрее, спокойнее, но и ушло что-то из них. Старые – слушаются по-прежнему.
Сaцa a йист йоцyш нeкъ бинa вeли,
Бaкъонцa мaлх хeнe бирзинa бeли,
Дог-пeхeх дyьзнa йоьхь дaкъийнa вeли со,
Бeшeрeхь бинa мохь тaкхийнa вeли со.
Совершен путь, после которого уже не остановиться.
Солнце для вас сделало всё, что могло.
Всё, что не нужно, нами собрано.
А самое главное мы потеряли. (Перевод Бекхана)
Эти слова очень хотелось петь. Моя приятельница, наполовину чеченка, но так же не знающая чеченский язык, как и я, умудрилась на слух записать слова этой песни. Потом, когда их выложили на официальном сайте, мы обе поразились – отличия были минимальны. Генетическая память?
Здесь развалиться все давно готово,
И не осталось ничего святого.
Здесь каждый человек раздавлен, выжат.
И стыдно жить, но очень надо выжить!
Трудно все-таки ичкерийцу петь в России. Даже если позволяют.
БЕКХАН
Творческий путь музыканта Бека (Бекхана) Барахоева весьма нестандартен. Он создал группу БЕКХАН в Грозном за несколько лет до первого чеченскою конфликта, а в 1992 году уже вышел первый альбом «Мы вернемся». По понятным причинам, во время войны музыкантам было не до концертов и студийной работы. Во время своей второй поездки с концертами в Чечню, Юрий Шевчук заметил Бекхана и предложил группе записать второй альбом на студии ДДТ в Питере. Так появился альбом «На краю». Казалось бы, у группы начался «звездный» период творчества — тур с АЛИСОЙ и АГАТОЙ КРИСТИ, выступления на крупных фестивалях, а музыкальные журналисты практически в один голос называли тогда Бека «вторым Цоем» из-за похожести голоса и манеры пения. Но после столь бурного взлета, Бекхан «уходит в подполье» на долгие десять лет. Все это время Бек продолжал творить — появляются новые песни, которые вошли в альбом «Покаяние» (2008).
Мне приятно было познакомиться с Беком, особенно, после прочтения статей разных лет, где журналисты только и говорили, что о втором пришествии Цоя в лице Бекхана.
Бекхан оказался деликатным и умным собеседником, самодостаточным автором песен, в текстах которых нет и намека на «клонирование» творений КИНО.
ДРАЙВ: Первый вопрос несколько глобальный — расскажите, как вы начали писать песни?
Бек: это было так давно.. В школе я стихи пописывал, и, как обычно, пытался песни сочинять, бренчал на гитаре. Первые песни — те, которые я помню, такие смешные, детские. Мне за них теперь даже немножко неудобно.
ДРАЙВ: Эти песни остались в вашем архиве?
Бек: В те времена я вообще не представлял, как песни записываются в студии. Тексты были записаны на бумаге, но потом, во время событий в Грозном, многое пропало. Что-то позже вспоминал, записывал, а что-то просто в голове осталось. Действительно, порой смешно бывает — неужели я такое мог написать?
ДРАЙВ: Какими же были темы тех песен?
Бек: Какими угодно: девочка понравилась, например. Про предательство и о друзьях — эти темы значительно позже пришли. А в то время на волне такого махрового тщеславия тянуло меня в сторону героизма и романтизма. Слава Богу, из этого ничего не получилось.
ДРАЙВ: Логично предположить. что первые песни были написаны под влиянием групп, которые вы тогда слушали…
Бек: Ничего такого специально я не слушал, если не считать, конечно, той музыки из радиоприемников и телевизора, которая достанет тебя везде. У меня была тяга, скорее, слушать то, О ЧЕМ говорится в песне. И поэтому, если так можно сказать, я рос, все-таки, больше на В. Высоцком.
ДРАЙВ: Расскажите о первой группа, в которой вы играли.
Бек: Самая первая группа была собрана еще в Грозном… Это были люди, которые мне помогали, они находили время, чтобы сыграть, записать и на концертах выступить. Можно сказать, что они колымили — все делали бесплатно.
ДРАЙВ: Как складывались отношения в группе? Насколько я знаю, вы сотрудничали с разными музыкантами. Как расставлены приоритеты в коллективе: есть один лидер, которому все подчиняются или все музыканты в группе на равных правах?
Бек: У меня всегда личное отношение к музыкантам влияет на формирование коллектива. Главное, чтобы при общении с человеком не было дискомфорта — пусть даже он немножечко хромает в музыкальном плане, но при этом есть в нем что-то живое и настоящее.
ДРАЙВ: Как вы работаете над песнями? Тексты «приходят» к вам вместе с мелодией?
Бек: Не всегда. Чаще всего, конечно, песня сочиняется уже с музыкой. Во всяком случае, ясна примитивная форма — «рыба», которая в голове вырисовывается. Потом всем вместе это надо оформить — напеть, наиграть. А бывает и так, что родился только текст — что хочешь, с ним делай — а сыграть не получается. В этом случае я ловлю себя на мысли, что я не писал его как песню. Ну а так, чтобы озадачить всех музыкантов сказать: «Давай сядем и сделаем из этого песню» — такого не бывало ни разу.
ДРАЙВ: У вас не было мысли выпустить книгу стихов, куда войдут эти тексты?
Бек: Меня к этой мысли уже подталкивали несколько человек, но я пока не задумывался над этим серьезно.
ДРАЙВ: Вы считаете себя поэтом?
Бек: Поэтом я себя точно не считаю
ДРАЙВ: Помимо песен, есть ли еще какие-то способы самовыражения? Играете? Рисуете?
Бек: В футбол играю 🙂 Рисовать я не умею. Самоедство относится к самовыражению?
ДРАЙВ: В одном из интервью вы высказали очень интересное мнение о том, что общение с другими людьми влияет на творчество — невольно начинаешь писать в духе услышанного. В связи с этим, не возникало ли у вас желания уйти в горы или в пустыню, подальше от людей и заниматься тем самым «чистым творчеством», свободным от любого влияния?
Бек: Это очень интересный вопрос… Я бы не сказал, что абсолютно все, что пишется, создается под влиянием кого-то. Может быть, некоторые песни и бывают похожи на чьи-то — ведь нот всего семь… Я обычно практически никакой музыки не слушаю, так что эта похожесть случайна. Чтобы уйти в горы, на необитаемый остров, в тундру, тайгу, на берег океана — не хватит на Земле мест для всех желающих остаться наедине с самим собой. Хотя в нашей стране это сделать легче.
ДРАЙВ: Что вы вкладываете в понятие «творческая индивидуальность»?
Бек: Я вообще не знаю, что это такое. Это, скорее, относится к вопросу о тщеславии — идти только своей тропой. Правда, когда это само по себе получается — оно стоит того. А вот специально искать эту непохожесть — это неискренне. Во мне, конечно, тщеславие не до конца убито, но я никогда не пытался соригинальничать и понравиться.
ДРАЙВ: Вы хотели стать рок- звездой?
Бек: Приятно, когда тебя слушают. Приятно, когда на концерт приходят люди. Но всеми правдами и неправдами становиться «звездой», как вы говорите — это же нужно сидеть и перебирать: вот это подходит, это — нет… Грамотные в шоу-бизнесе люди подходят к проблеме комплексно: песня, костюм, шоу… Вот этого у меня нет.
ДРАЙВ: А вам нравится на концертах с публикой общаться?
Бек: В каком смысле?
ДРАЙВ: Многие считают, что от зрителей идет энергия, которая делает артиста наркоманом сцены. А некоторым наоборот, трудно — люди словно «забирают» энергию у артиста.
Бек: Иногда бывает очень трудно А бывает — очень здорово, естественно, хорошо. Это от многого зависит. В каждом городе своя публика, у каждой публики своя энергетика. Да и от внутреннего состояния тоже очень многое зависит.
ДРАЙВ: Часто бывает так — музыкант вкладывает в песню одно, а люди воспринимают её абсолютно иначе. Для вас важно, чтобы каждый зритель верно уловил смысл песни?
Бек: Нет. Я никогда не страдал от того, что где-то меня не поняли. Это неправильно, когда, например, нужно объяснять, что имел в виду художник, нарисовав картину. То же самое здесь — написал песню, а тебя спрашивают: «Что ты хотел здесь сказать»? Тогда надо просто за голову хвататься.
ДРАЙВ: Как на ваше творчество повлияло общение с Шевчуком, Кинчевым и другими рокерами?
Бек: Мы общались тогда, когда я уже что-то сделал. Поэтому на создание песен это не повлияло. Скорее, это было приятное, чисто человеческое общение.
ДРАЙВ: Вам не мешает сходство вашего голоса и манеры пения с Цоем? Были прецеденты, что некоторые даже путали ваши песни и цоевские.
Бек: Я действительно пел 1-2 песни, посвященные Цою. Мне нравилась такая их подача. Были и неприятные моменты, связанные с «бомбардировками» всякого рода по этому поводу. В этом плане моя позиция такова: нравится — слушайте, не нравится — не слушайте. А придраться можно, к чему угодно.
ДРАЙВ: Были в жизни какие-то знаковые события, которые повлияли на сегодняшнее ваше творчество?
Бек: К одному какому-то событию не могу это отнести. Скорее всего, это был целый комплекс событий, сформировавший мое понимание и оценку всего происходящего, включая и самого себя. Многие же вещи пересматриваются в течение всей жизни: вспоминаешь, что было правильно, а что — нет. Где-то посмеешься над собой, где-то начнешь себя «есть». Это все понемножку дает то общее состояние, которое впоследствии отражается в песнях. Я ведь специально ничего не пишу.
ДРАЙВ: Многие творческие люди «ловят» вдохновение, пребывая в разных состояниях — когда на душе скребут кошки или, наоборот, когда от счастья вырастают крылья. Что можете сказать по этому поводу относительно себя?
Бек: А я могу писать, и когда мне плохо, и когда хорошо. А могу ничего не писать в этих состояниях. Одно точно знаю — скорострельностью в этом плане я никогда не отличался.
ДРАЙВ: Вы чувствуете ответственность за слово, что вы несете людям в песнях?
Бек: С определенного момента — да. Хотя мне очень противно бывает что-то исправлять после написания текста, особенно, когда создаешь что-то быстро и сразу. И бывает такая подленькая штука — надо закончить текст, а хоть ты тресни — это состояние уже ушло. И тогда так малодушно что-то, по большому счету, дешевенькое в рифму подставляешь. Я в этих случаях над собой смеюсь потихоньку. Иногда, правда, получается исправить, а иногда хочется оставить, как есть — пусть видят, как ты смалодушничал.
ДРАЙВ: В последнее время в творчестве разных музыкантов так или иначе сквозит тема о конце света. Что можете сказать о своем отношении к Апокалипсису?
Бек: Я просто не знаю, что это такое. Когда идет мощный информативный поток (фильмы, книги об Апокалипсисе, где говорят, что человечество идет семимильными шагами к своему концу, да еще связывают это с религиозными канонами), складывается ощущение, что, действительно, так и есть. А когда начинаешь что-то историческое вспоминать, читать — понимаешь, что. по сути, ничего не изменилось. Появляется только что-то новое в науке, да техника идет вперед, а человек остается таким, как был. Может быть, и в Средневековье, когда были войны, люди тоже думали, что конец света наступает: человек во время войны ведь проявляется во всех своих крайностях. А прошло уже 200-300 лет, и человечество до сих пор существует. Поэтому мне сложно судить о конце света. Кто этот свет создал — только он знает, наверно.
ДРАЙВ: Что вы слушаете, читаете, смотрите?
Бек: Слушать — я ничего не слушаю, если не считать неизбежного: когда едешь куда-то или находишься дома — кто-то смотрит телевизор, и то, что оттуда доносится, хочешь — не хочешь, все равно в голове сидит. По поводу чтения — я люблю перечитывать Булгакова, Достоевского.
ДРАЙВ: Какая у вас жизненная философия?
Бек: Стараюсь никому не навредить и себе в том числе.
ДРАЙВ: Спасибо за интервью…
Группа БЕКХАН вновь начинает выступать на сцене — в ноябре состоятся концерты в Москве и Питере. Думаю, прочувствовать лирику Бека по-настоящему можно, увидев его в живую на сцене, когда музыкант раскрывает свою душу публике, не желая ничего получить взамен…
Новости шоу бизнеса и музыки NEWSmuz.com
— Вас долго не было на сцене. С какими мыслями вы возвращаетесь?
— Никаких расчетов и стратегий у меня нет. Был большой перерыв по разным причинам. Но песни писались, хотелось концертов. Надеюсь, что сейчас они будут. Вот скоро в Москве будем играть, 20-го ноября. Я очень рад, что сейчас снова что-то происходит.
— За десять лет изменилась и страна, и музыкальная культура. Вы как-то ощущаете эти перемены?
— Страна – да, конечно, а вот про музыку ничего сказать не могу, потому что никогда не следил за модой, специально не слушал новинок и редко посещал концерты.
— Ваша музыка – это типичный русский рок, который сегодня многие ругают. Как вы думаете, есть ли опасность, что этот жанр будет скоро полностью потерян?
— Я не знаю. Если мое творчество в понимании большинства – это русский рок, то пусть будет русским роком. Я не задумывался над этим. А вот, насколько это долго продержится, я не могу сказать. Музыка не была для меня ремеслом. Ремесленник должен знать спрос на то, что он производит. Для меня главным всегда было, чтобы музыка нравилась самому.
— Вы говорили, что для вас главное – это слово. Согласны с мнением, что русский рок делается не столько музыкантами, сколько поэтами?
— Хотелось бы, чтобы было так всегда. А согласен был чуть раньше. сейчас, увы, этого нет: тексты в большинстве своем слабые.
— Ваш первый альбом уже назывался «Мы вернёмся». То есть тема возвращений для вас была актуальна всегда?
— Это название ни к чему не было привязано. Мне вообще всегда было очень трудно называть свои песни. Иногда это делали за меня музыканты. Так что никаких специальных продуманных песен на тему «Мы вернёмся» не было. Да и я тогда не знал, что будет какой-то перерыв.
— У вас есть песни на чеченском языке. А на каком уровне сейчас находится рок в Республике?
— Я давно там не был и бываю очень редко. Но есть телефон, есть связь, какие-то встречи… В нашем традиционном представлении рок-музыки в Чечне не существует. Есть несколько подвальных, в хорошем смысле, коллективов, которые находят возможности где-то репетировать, записываться. Любой коллектив, который приезжает в Чечню с концертом, принимается на ура, даже если играет откровенную ерунду. Мне хочется думать, что когда все успокоится и забудется война, когда появится образованная молодёжь, народ начнет хорошо разбираться во всем, в том числе и в музыке. Формировать какие-то свои музыкальные вкусы там сейчас невозможно: нет информации. Информативно там засилие попсы, конечно. Только в Интернете самые продвинутые могут найти для себя что-то другое, а так там нет людей, клубов, которые могут познакомить публику с альтернативной музыкой.
— Вообще трудно представить, как мусульманская консервативная идеология может сочетаться с рок-музыкой.
— Если говорить конкретно о себе, то я был бы счастливым человеком, если бы точно знал, что я мусульманин. Обозваться можно как угодно, а вот быть им… Все мы большие грешники. Главное, чтобы слова подкреплялись делами, а не оставались пустым звуком.
— Певица Юта была награждена званием Заслуженной артистки Чеченской Республики за то, что на одном из концертов смогла пробить молчание публики и заставила ее танцевать. В Чечне действительно такой тяжелый слушатель?
— Нет! В Чечне из-за того, что долго не было ничего, все концерты проходят на ура. Это раз. В нашей стране, я давно заметил, героями не становятся, а их назначают. Это два. У нас возведены в ранг подвига какие-то элементарные ежедневные вещи, как, например, уступить место женщине в автобусе или, как в этом случае, завести публику.
Вы дружите со многими музыкантами старой школы: Шевчук, Кинчев, Самойловы. А современная рок-музыка вам интересна?
— Я не слушаю музыку. Это может быть странным, но так есть. Мне сейчас трудно сказать, что происходит в современном рок-цеху. Совсем, конечно, от музыки я не закрываюсь: где-то что-то услышал, что-то в телевизоре промелькнуло, что-то знакомые рассказали, где-то прочитал… Так вот, мне кажется, что современные музыканты искаженный звук гитары принимают за рок. И так не только в музыке происходит, а во всем.
— Как относитесь к недавней встрече наших музыкантов с Медведевым?
— Я совершенно случайно увидел фрагмент в новостях. Правители страны идут в народ. Ничего живого и интересного я в этом сюжете не уследил. Мне там было очень неприятно заметить Борис Борисовича Гребенщикова, который чувствовал себя очень неуютно. Для популяризации ныне существующих правителей все это делалось, а вовсе не с целью вникнуть в рок-дела, кого-то услышать и так далее. От того, что президент поставит бутылку пива на стол и объявит о своей симпатии к рок-музыке, ничего в стране не изменится.
— А вы бы хотели о чем-нибудь спросить президента?
-(После долгой паузы) Наверное, нет. Лихорадочно сейчас полистал в голове мысли – нет, всё-таки нет. А если бы и хотел, то сделал бы это наедине: без камер и прессы.
— Лично меня первое время это раздражало, потому что многое было интерпретировано неверно. А потом я перестал раздражаться. Сейчас я никак не реагирую на это. Были песни-посвящения, выдержанные в цоевской манере, но не более того. А все эти разговоры про переселения душ не от большого ума. Сейчас будет круто освободить помещение, чтобы туда вселился Джексон и поработал там годик. (смеется)
— А как вы относитесь к фильму «Игла Ремикс»?
— Я его и не смотрел. Хотя, наверное, молодому поколению это будет интересно. Но мне кажется, что лучше снять что-то новое, чем подлатать старое. Недавно по телевизору показали новую «Бриллиантовую руку». Такая порнография… Вот для чего это делается? Для кого? Для тех, кто окончательно зомбирован, и им уже все равно, что смотреть?
— Вячеслав Бутусов для «Иглы» записал саундтрек «Дети минут» на стихи Виктора Цоя. А если бы нечто подобное предложили вам, вы бы согласились?
— Я не знаю, что ответить, потому что не знаю, о чем этот фильм.
— Ну на 99 процентов это старая «Игла». Досняты некоторые сцены, перемонтирована концовка и Миро нарисован в виде комикса.
— В этом случае нет. Вот если бы просто можно было написать свою песню к фильму, то да, конечно. А участвовать в создании такого вот ремикса – смешно. Был фильм, что-то вырезали, что-то добавили, нарисовали… Юрий Юлианович Шевчук называет такие вещи пляской на гвоздях. Вот я с ним согласен.
— Раньше рок был очень идеологичен, сейчас это сохранено, на ваш взгляд, или же идеология никому уже не нужна?
— Я не знаю, что можно отнести к идеологии. Что такое протестное состояние? Если кто-то мог слово «насрать» произнести в микрофон, а зачуханный советский народ восторгался – это не протест. Мне кажется, что в какое-то время действительно была какая-то идея, но настоящих революционных дел я в русском роке не наблюдал. У нас своя специфика: нам обязательно надо жаловаться, материться, плакать и так далее. Не обязательно все время воевать, а у нас именно так и происходит, и мне это кажется ущербным. Мы все время ищем каких-то врагов. Враги в голове. Еще Филипп Филиппович сказал у Булгакова: разруха в голове, не надо мочиться мимо писсуара, и все будет нормально.
— Ну а манера общения между музыкантами, темы разговоров изменились?
Мне иногда удается побывать на той или иной прокуренной кухне, именно кухне, потому что в тусовочные места я хожу редко, и я заметил одну интересную вещь: когда ты говоришь с человеком, даже самым лучшим, а рядом сидят другие люди, пусть даже из его группы, он будет подменённый, будет «ставить стену». Ценно то, когда ты сидишь с человеком один на один: только тогда появляется понимание и точки соприкосновения. И ты остаешься самим собой.
— То есть, получается, что и в песнях быть до конца искренним невозможно, потому что это диалог с публикой – с большим количеством людей?
— Почему? Песню ты пишешь ночью по ощущениям своим, ты остаешься сам с собой. У меня никогда не было ощущения, что я пишу, чтобы понравиться. Я даже правлю песни редко, даже если получается изначально коряво.
— На протяжении того времени, что вы не выступали, у вас активно писались песни?
— Они у меня активно никогда не писались. Никакого графика, никакой периодичности… Некоторые вот пишут по фразе. Вот пришла фраза в голову, и автор её наращивает, наращивает, наращивает… Как ногти.(смеется) Сидит и пыжится, как при запоре… Нет, это не про меня. Я так не умею и не хочу.
— Аудитория влияет на вдохновение? Бывает так, что чем больше слушателей у человека, тем активнее пишутся песни?
— Может быть, именно это стремление музыкантов быть эффектными и убило прекрасную советскую традицию квартирников?
— Нет, не это убило. Квартирники убили жадность и тщеславие. Попробуй зазови сейчас артиста уровня Гребенщикова на квартирник. Нет, он придет, но только если там будет телевидение, раз уж на гонорар рассчитывать не приходится. Да, я тоже хочу денег, но я должен их заработать песнями, а не внешним видом, не цветом волос и не искривлёнными в другую сторону ногами.
— Вам приходилось бывать на квартирниках в то время?
— Да, я и в Грозном был. В те времена русских там было очень много, город был интернациональный, эдакий Вавилон. Здорово все проходило: в студенческих общежитиях, во дворах на лавочках или даже на пеньках каких-нибудь, на овощных базах… Интересно было.